Вдруг Нина смолкла. Она размышляла, стоит ли рассказывать обо всем, и пыталась прикинуть, сколько времени осталось до прихода остальных: было уже больше половины седьмого, значит, подруги скоро заявятся. Нине хотелось выговориться, но подробностями столь интимного характера она могла поделиться только с Джесси. Джесси ее поймет и сохранит услышанное в тайне. К тому же, судя по ее виду, она и сама только что пережила нечто подобное.
Нина не думала, что Джесси ее осудит. Однако не сочтет ли подруга, что Нина совершила идиотский поступок, посетив квартиру «24 П»? Вдруг у Джесси вызовут отвращение обстоятельства знакомства с Дондоком, откровенность его приглашения, не замаскированного вежливыми формулами? Джесси всегда поражала Нину своей осмотрительностью.
Но Джесси, опять порозовевшая, придвинулась к Нине, и та поняла: подруга не выкажет неодобрения. Тогда Нина рискнула выложить, что перед свиданием ей пришлось поститься, а на свидание идти во всем белом и натуральном (никакой синтетики!). Затем Нина помедлила, раздумывая, как бы описать сам половой контакт с Дондоком Маклисом (такое имя значилось на табличке у входа в квартиру). Нинин взгляд остановился на морковке, которую она как раз собиралась нарезать: морковка была экологически чистая, молодая, слегка изогнутая, с чудесными корешками, курчавившимися на конце ее «туловища», словно волосы… Говорить ли Джесси о его странном органе?
— И что же было дальше? — поинтересовалась Джесси.
Нина стала описывать, как Дондок вышел ее встречать в набедренной повязке, напоминающей огромный белый памперс (Нине, конечно, только этого не хватало). К счастью, это оказался не подгузник, а какая-то деталь индийского национального костюма…
— Значит, вышел он ко мне со своим белым памперсом, и как только закрылась дверь…
На этих словах пронзительно зазвонил домофон.
Проклятие!Нина и Джесси обменялись взглядами. Для интимной беседы у них не оставалось времени. С рассказом придется подождать до тех пор, пока они смогут хоть на пару минут уединиться.
— Кто там? — крикнула Джесси в металлическое сито барахлящего переговорного устройства. В принципе, она зря беспокоилась: качество звука было таково, что человек, стоящий внизу, мог крикнуть: «Джек Потрошитель», и она все равно бы его впустила.
Ответ, прозвучавший снизу, с Бутан-стрит, был настолько невнятным, что Нина и Джесси не могли разгадать, кто пришел. Тихий, тишайший в мире голос прошелестел:
— Это я.
Глава седьмая
ТРИО
В которой Лисбет лишается возможности покурить из-за одного неприятного эпизода, атмосфера в доме Джесси меняется, а телефонный звонок вызывает беспокойство у всей компании.
Лисбет брела по направлению к дому Джесси в состоянии восторга и потрясения. Она переходила дорогу, не глядя на светофор. Каким-то чудом она не попала под колеса бесчисленных такси, спешивших по главным магистралям, словно невесть откуда взявшиеся шмели (а ведь был гололед). Ее закружил сильный ветер, и она остановилась на углу, радуясь своим ощущениям. Под влиянием минуты Лисбет решила купить цветы у уличного торговца, спрятавшегося от непогоды за плотной полиэтиленовой занавеской. Она выбрала букет белых лилий — для хозяйки, для Джесси.
Лисбет видела его, Стива. Мечты пересеклись с реальностью, и она перешла на новый уровень восприятия. В одно мгновение вся ее внутренняя жизнь должна была перестроиться, поскольку Стивен, настоящий, живой Стив и был, и не был тем Стивом, что обитал в ее душе, в ее постели, в ее воображении. Сперва он показался ей старше, худее, ниже ростом. Взгляд у него был какой-то затравленный и в то же время пустой. То ли его закрутил вселенский вихрь, то ли он просто чем-то накачался… Нет, Лисбет отвергала мысль о наркотиках.
Но когда настоящий Стив поймал на себе ее взгляд, глаза его оказались такими же, как у всех созданий ее воображения — всех тех, о ком она мечтала еще до встречи с ним. Поистине, она и Стив — родственные души. Между ними, безусловно, происходило какое-то особое движение молекул, значит, законы физики были в действии, а именно ими Лисбет всегда поверяла свои ожидания и верования.
Она едва не провалилась в приоткрытый люк, откуда поднимались спиралевидные струйки пара. Сердце учащенно забилось, щеки запылали. К ее чувствам примешивалось смущение, словно бы она нарочно подстроила эту встречу, подкараулила Стива, когда он жил своей обычной, отдельной от нее жизнью. Ей казалось, что и ее саму застали за чем-то постыдным, как если бы она занималась любовью в одиночестве. Впрочем, разве она занималась не этим?
Но то был знак, верный знак — вернее и быть не могло. Стопроцентное доказательство, о котором Лисбет не терпелось рассказать подругам. Доказательство того, что она не заблуждается и уж тем более не сошла с ума… Доказательство… распространявшееся так далеко за пределы ее отношений со Стивеном Войку, что она подумывала, не написать ли об этом в научный журнал или не послать ли электронное письмо на какой-нибудь сайт о паранормальных явлениях.
Лисбет чувствовала: вселенский вихрь, несомненно, подчинен определенному порядку. Если сегодня Стив оказался неподалеку от нее, значит, на следующем витке они станут еще ближе. Лисбет так погрузилась в свои мысли, что, подойдя к подъеду, где жила Джесси, даже не заметила старину Говарда (так звали этого типа), с готовностью затрясшего перед ней фаллосом.
Пожилой эксгибиционист манипулировал своим членом, то стягивая, то натягивая крайнюю плоть, не столько для того, чтобы доставить себе удовольствие, сколько стараясь привлечь внимание женщины. Он даже что-то промычал, но Лисбет все равно его не заметила.
А старине Говарду было позарез нужно, чтобы кто-нибудь смотрел… иначе он не мог достичь разрядки. Не нуждайся он в наблюдательнице, он мог бы преспокойно заняться этим дома, в своей комнате.
Тем временем Лисбет, по-прежнему его не замечавшая, остановилась. Глянцевые сумки с подарками болтались у нее на локте. Она вознамерилась выкурить последнюю сигарету перед тем, как подняться к Джесси. В последнее время Лисбет могла курить только так, по секрету от других людей, иначе ей либо запрещали курить, либо рассказывали о вреде этого занятия. Курить или не курить? В любом случае от судьбы не уйдешь: если суждено умереть — умрешь, а нет — останешься в живых. Лисбет с наслаждением предвкушала, как извлечет из сумки ослепительно-белую сигарету и небесно-голубую зажигалку.
Она решила скользнуть под навес над входом и покурить свой любимый «Голуаз» — в честь этого вечера. Вот тогда-то она и заметила, что место уже занято стариной Говардом, который вовсю тряс своим налитым отростком.
Ей хотелось спросить: «А? Что такое?» Лисбет даже рассердилась: значит, ее тайный перекур срывается. Но почему она должна отказываться от своей маленькой привычки из-за того, что этот тип дает волю своей?Она могла бы закричать на него, затопать ногами, осыпать его бранью, но в нынешнем состоянии духа она отнеслась к его действиям прежде всего с любопытством.
«Да уж, секс бывает таким механическим, — про себя отметила Лисбет, — это повторяющееся движение туда-сюда, чтобы достичь…»
— Слушай, за каким чертом ты это делаешь? — спросила она. — Тебе что, не холодно? Ты что себе думаешь, а?
По взгляду старины Говарда Лисбет догадалась: такс ним разговаривали впервые.
— Знаешь ведь, что это вредно, — с упреком сказала Лисбет (после встречи со Стивом она просто лучилась добротой). — Потом тебе станет еще более одиноко.
То ли под влиянием ее слов, то ли из-за холода старина Говард уронил свой пенис, ставший вдруг совершенно бесполезным, и скрылся во мраке, запахнув пальто, словно занавес. Вид у него был оскорбленный, словно бы Лисбет нарушила некий этикет эксгибициониста, согласно которому ей не дозволялось разговаривать с ним в таком тоне.
Проплыв мимо бедняги, Лисбет нажала на кнопку домофона; дверь открылась, и она прошла к лифту. Лисбет не терпелось рассказать подругам о Стиве Войку. Она видела его, она его действительно видела. А вот об эксгибиционисте она решила умолчать. Это могло показаться невежливым: все равно что делать хозяйке замечание насчет собачьих какашек в подъезде.