Поистине Вест-Сайд — гениальное творение. Теперь они окажутся в Нохо через несколько минут, так что Марта все-таки успеет повидаться с Клер. Она потянулась к мобильному телефону, и тут ее осенило: надо срочно позвонить Клер. Если вдруг она еще не вышла из квартиры (квартира — это сильно сказано, на самом деле у Клер всего лишь комната), Марта может ее подбросить. Они ведь находятся всего в паре минут от дома Клер, так что все складывается как нельзя лучше.
Пока Марта набирала номер, «линкольн» мчался в сторону Пятьдесят шестой улицы. В трубке зазвучали гудки. Марта явственно представила себе комнату Клер: № 312, «Тереза-хаус». Клер была последней из могикан, единственной из их компании, кто так и остался в женском общежитии. Марта вспомнила комнату Клер, с окнами, выходящими на улицу, на шумную Девятую авеню. А соседнюю комнату, № 314, как раз занимала Марта. Вид из ее окон был куда лучше.
Проносясь по Девятой авеню, Марта бросила взгляд на Пятьдесят шестую улицу и, к своему ужасу, заметила, что фасад «Тереза-хауса» закрыт лесами.
— Сверни вон туда, — приказала она Мэтту. — Я должна посмотреть…
Марта не верила своим глазам: верхние шесть этажей «Тереза-хауса» были снесены. Здание казалось обезглавленным. Три нижних этажа остались, но, по-видимому, только в качестве фундамента для некоей нелепо торчащей башни из розового кирпича. Прямо на глазах у Марты эту башню стали украшать какой-то стеклянной нашлепкой наподобие атриума. Конструкция слегка напоминала штуковину, возведенную Дональдом Трампом в восточной части Шестьдесят восьмой улицы, где долгое время находился старый детский приют. Эта башня обладала схожей фаллической энергией и была увенчана аналогичным сверкающим набалдашником.
Марта приказала шоферу остановиться. Вынырнув из «линкольна», она оказалась в своем старом квартале. Глядя на фасад «Тереза-хауса», она снова набрала номер Клер. Ей казалось, что телефонная связь должна быть лучше, если стоишь на тротуаре прямо возле здания.
Изучая информационную доску, прикрепленную к лесам на фасаде, Марта почему-то услышала голос Дональда Трампа, объясняющего причину своего очередного развода: «Видите ли, плоть тридцатипятилетней женщины — не то же самое, что плоть двадцатипятилетней…»
И вот теперь они приделывают эту наглую башню телесного цвета к останкам старинного дома, многие годы служившего убежищем для одиноких женщин. На информационной доске можно было увидеть изображение того, что должно получиться в итоге: кондоминиум «Тереза-тауэрс», «просторные квартиры… кухни с окнами… 24-часовое наблюдение». Фамилию застройщика Марта не увидела — очевидно, это не Трамп. Тщательно изучив всю имевшуюся информацию, она обнаружила только название строительной компании — «КАКА-Корпорейшн».
Разглядывая сильно идеализированное изображение будущего дома (счастливые парочки устремляются в изрядно приукрашенную башню телесного цвета, проходя мимо нескольких ядовито-зеленых деревьев, не существующих в реальности), Марта не могла не восхититься предприимчивостью застройщика. Здесь происходило примерно то же, что и чуть ближе к северу, в «Коттеджах». Проектировщик решил сохранить нетронутой небольшую часть здания — то ли из-за некоторых архитектурных достоинств вестибюля, то ли чтобы утихомирить местных активистов, полагающих, что этот дом хоть и не признан памятником архитектуры официально, зато вот уже много лет является безусловным центром, можно даже сказать, душой этого района.
Марта подняла голову и с благодарностью заметила, что разрушение остановилось как раз на уровне их этажа — комнаты № 312 и № 314 все еще были на месте. Она увидела свое окно — двойное, угловое — и одинарное окно Клер, в настоящий момент занавешенное какой-то экзотической шторой, чем-то схожей с простым бело-голубым кимоно, а потому напоминающей о сельской Японии. Без сомнения, Клер все еще жила здесь. Можно было заметить гигантское авокадо — кто бы подумал, что такое здоровенное дерево вырастет из косточки того самого плода, из которого они десять лет назад приготовили гуакамоле? [60]В прижатой к стеклу зеленой массе Марта могла разглядеть отдельные листья и усики. Она снова позвонила Клер, нажав на кнопку повторного набора.
Марта представила себе черный телефон Клер — старый, еще дисковый, стоящий на прикроватной тумбочке. Ей даже показалось, что она слышит его пронзительный звон. «Давай же, Клер, ответь».
Раздался щелчок автоответчика. Где-то на заднем плане зазвучала музыка. Марта слушала ее довольно долго. Что это? Новая увертюра? Наконец послышался голос Клер (даже в записи ощущались все эти раздражающие интонационные переливы): «Знаете, по-видимому, меня нет дома, хотя это еще как посмотреть… Оставьте сообщение, если не лень… Может, я вам перезвоню, а может, и нет». И вдруг неожиданно: «Люблю, целую».
Подождав сигнала начала записи, Марта заговорила:
— Это я, золотце… Я просто подумала, что могу подбросить тебя к Джесси, но… — Марта удивилась, уловив странные нотки в собственном голосе. Да что с ней опять стряслось? — Наверное, ты уже уехала.
На мгновение Марта застыла, неприятно удивленная и раздосадованная тем, что ей не удалось застать Клер. Она не была любительницей воспоминаний, но вдруг помимо собственной воли вспомнила о том, как пятнадцать лет назад стояла на этом самом месте и звала, звала Клер.
Клер стала первой подругой Марты в «Тереза-хаусе»: они встретились, когда Марта затаскивала свои чемоданы в комнату № 314. Все еще пребывая в бунтарском настроении после разрыва с отцом, она буквально ввалилась в комнату Клер, радостно приняв приглашение «испить одного запретного напитка».
И вот теперь, стоя на тротуаре, Марта словно бы перенеслась в далекое прошлое, на пятнадцать лет назад, когда она стояла на этом самом месте и звала Клер (они как раз собирались на вечеринку): «Давай поторапливайся, сколько можно копаться…» Сперва им предстояло повеселиться в Гринвич-Вилидж, а потом — посетить ночной клуб, где должна была петь Сью Кэрол.
Марта покачала головой — все это было так давно, в те времена, когда подруги собирались по вечерам, в халатах и пушистых тапочках, чтобы посмотреть старые фильмы в комнате отдыха… Вернувшись в «лимузин», Марта приказала Мэтту ехать прямо в Нохо.
Ее головная боль, вроде бы поутихшая, вернулась с новой силой, стиснув голову, словно шлем девы-викинга Брунгильды. Откинувшись назад, она прижала ко лбу кубик льда из бокала с виски. И что же она скажет Дональду? Что от экстракорпорального оплодотворения им придется перейти к суррогатному материнству? Н-да, хороший «подарок» жениху на сорокалетие.
От боли Марта зажмурила глаза — эх, если бы можно было задернуть жалюзи на собственном мозге! Сегодняшний вечер вызывал у нее смутное беспокойство: ладно ресторан, а вот что будет потом? Вернувшись домой, они должны будут заняться сексом — у Дональда день рождения, как-никак. Информация, которую она собирается сообщить, вряд ли поможет им в решении одной довольно серьезной проблемы…
«Не думай о его дурацком пенисе, — сказала себе Марта. — Хватит с тебя на сегодня». Она собиралась с духом, чтобы сделать Дональду то, что так любят все мужчины, — минет. Может, если она сделает ему это в день рождения (ха, повязав голубую ленточку!), то им удастся справиться с его странной проблемой? Дело в том, что в последнее время его пенис почему-то стал сгибаться пополам. В сущности, он складывался, как мехи аккордеона… Ладно, если она должным образом настроится, то сумеет доказать ему свою любовь.
Марта открыла глаза — как оказалось, весьма кстати, иначе могла бы проворонить Клер. Вот она, Клер, бежит по Девятой авеню, совсем рядом с лимузином, неуклюжая из-за своего живота. Она здорово изменилась, но это точно была Клер: Марта всегда узнала бы растрепанные волосы подруги… вот они, струятся по бейсбольной куртке… длинные кудрявые рыжие волосы, теперь почему-то тронутые сединой. Молниеносно опустив стекло, Марта закричала:
— Клер!
Та обернулась и с минуту вглядывалась в черные стекла лимузина. Разве она не видит Марту? Та снова позвала подругу. Надо сказать, Клер выглядела ужасно: она не просто располнела, но раздалась, растолстела, разжирела до безобразия. И что это за подростковый прикид? В ярко-розовых лосинах из спандекса и высоких кроссовках она смотрелась нелепо. А ее лицо… оно тоже раздулось до неузнаваемости, а шея обвисла и покрылась морщинами. Не будь ее беременность столь явной, можно было бы предположить, что эта женщина слишком стара, чтобы обзаводиться ребенком.