Стоффель сумел скрыть удивление, когда Том спросил о Коломбе. Да, на его земле пасется шесть голов скота, принадлежащего зулусу, — за это приплод остается ему, Стоффелю, но это всего пять телок за два года.
— Он еще не возвращался, — сказал Стоффель.
— Этот человек раньше жил на ферме моего отца в Уиткранце.
Черному Стоффелю не понравилось, что Том назвал зулуса «человеком», но он ничего не сказал.
— Вы от него ничего не получали? — продолжал Том. — Я хочу сказать, быть может, кто-нибудь из его племени передал что-нибудь от него?
— Нет… нет. — Подозрения бура вспыхнули с новой силой. — Он что, должен вам деньги?
— Скорей наоборот. Я кое-чем обязан ему.
— Вот как!
— Мне необходимо срочно видеть его. Ведь мне незачем объяснять вам, оом[2] Стоффель, всю серьезность нынешнего положения.
— Что вы имеете в виду?
Том пристально посмотрел на бура; тот ехал слегка склонив голову, стараясь укрыться от косых лучей заходящего солнца. Изможденный вид, бедная одежда, самодельные башмаки, много раз чиненные седло и уздечка и при этом прекрасная осанка, гордый взгляд и насупленные брови — человек, не согнутый и не сломленный бесчисленными несправедливостями и обидами. Черный Стоффель, казалось, прочитал его мысли, и едва заметная улыбка заиграла на его лице.
— Этот кафр приходил сюда и не говорил по-зулусски, нет, и не на африкаанс[3]. Он говорил по-английски — и лучше, чем я. Он держался не нагло, нет, а вежливо и почтительно. Я так удивился, будто это моя лошадь заговорила. Он не передавал мне поручения, о которых вы спрашиваете. Нет, он прислал мне письмо, настоящее грамотное письмо, написанное хорошим почерком. Если бы мне не довелось слышать, как он говорит, я бы сказал, что это письмо написал белый человек. Никаких дерзостей, никаких вопросов. Только упомянул о своих коровах, не забыл о любезностях: «С искренним уважением Ваш Коломб Пела». — Легкая скептическая улыбка тронула губы Черного Стоффеля. — Единственная с его стороны нескромность — он написал свою фамилию. Чем скорее такого кафра прикончат, тем лучше. До чего мы дожили? Он написал это письмо, чтобы застраховать себя, он, понимаете, не верит моему слову, поэтому ему нужна письменная гарантия.
— Откуда он прислал письмо?
— Вот тут-то в его умном письме была допущена ошибка. На нем не было обратного адреса, но отправлено оно было из Питермарицбурга.
Они подъехали к открытой веранде, пол которой был выложен плоскими речными камнями, и Черный Стоффель привязал свою лошадь к пню акации. Том лихорадочно соображал, какую бы причину придумать, чтобы тотчас же ехать дальше. Он уже узнал от Стоффеля все, что можно, и теперь необходимо уехать прежде, чем Оума увидит его. Бур вопросительно поглядывал на него, ожидая, когда он спешится. Солнце уже село, и красноватый свет освещал из-за облаков бедное жилище и молодого англичанина на породистом скакуне. Дощатая дверь, скрипя, отворилась, и на веранду, вытирая фартуком руки, вышла Оума — прямая, седовласая старуха с глубоко сидящими, еле видными глазками и лицом, почти сплошь — исключение составлял только нос — изборожденным морщинами. На ней было синее ситцевое платье, мешком свисавшее с плеч почти до земли, из-под которого, когда она медленно, но твердо ступала по каменному полу веранды, виднелись ее сандалии из сыромятной кожи и пальцы босых ног.