— Я никогда вас не видел, сударь, — ответил он, понизив голос до раболепного шепота.
— Не так давно я заходил в твой дом в Питермарицбурге. Я искал Коломба Пелу.
В глазах Эбена блеснул удивленный огонек, а девушка затаила дыхание.
— Да, я вспоминаю, — оказал Эбен. — Вы очень изменились, сэр.
— Тогда я не назвал себя.
— Исайя, то есть Коломб, сказал, что вы скототорговец.
— Я скажу тебе, кто я, но сначала мне хотелось бы знать, зачем ты здесь. Сюда опасно приходить. Опасно идти дальше по этой дороге. — Он указал в сторону Ренсбергс Дрифта.
Они настороженно молчали.
— Долго еще вы будете здесь канителиться? — крикнул офицер конвоя.
— Минутку — этот человек ищет работы.
Лицо Эбена пополнело, у него был вид здорового и закаленного человека. Это был высокий, широкоплечий мужчина с большими сильными руками. Он поставил корзину с инструментами на землю и стоял, опустив голову.
— Что привело тебя сюда, Эбен? — тихо спросил Том.
— Честно говоря, я пришел навестить мою мать; она живет здесь, и я хочу посмотреть, жива ли она.
Он с тревогой взглянул на Тома.
— Да, я знаю твою мать. Она не у себя в Колючих Акациях. Колючие Акации сожжены. Но она в безопасности на ферме.
— Благодарю вас, сэр.
— Кто эта девушка? Она твоя родственница?
— Нет, она хочет найти Коломба Пелу, человека, которого вы искали.
Том почувствовал, что его решимость идет на убыль.
Конвойный офицер уже нетерпеливо и раздраженно поглядывает на него и скоро прикажет ему двигаться дальше. Он пристально посмотрел на Розу Сарона, чтобы запомнить ее лицо. У нее был высокий лоб, мелкие черты лица и большие глаза, как на изделиях древних египетских резчиков. Она, несомненно, была храброй девушкой, ибо смело глядела на него, и только учащенное дыхание и дрожащие ноздри выдавали ее волнение, вызванное присутствием вооруженных белых солдат.
— Коломб на войне, — сказал Том по-зулусски. — Он за рекой. Ты не найдешь его здесь, его вообще будет трудно найти. Но могу сказать тебе, что еще два дня назад он был жив и здоров. Я видел его и говорил с ним. Я знаю его много лет. Мы были близки с ним, и у меня в сердце нет зла к нему. Скажи ему это, если отыщешь его.
Приоткрыв рот, девушка глядела на Тома глазами, полными слез. Губы ее шевелились, не произнося ни звука.
— Ты можешь пойти со мной, — продолжал Том, обращаясь к Эбену. — Теперь ты знаешь, кто я?
— Я не уверен.
— Но ты догадался… Ведь мы братья.
— Я… Я… Простите… — начал Эбен.
— Пойдем.
Том вскочил в седло. Перекресток опустел, и коровы, погоняемые маленьким пастухом, двинулись домой. Том оглянулся и увидел Эбена и девушку; они шли по дороге, освещенной зимним солнцем. Две черные птицы с белыми шеями кружились, каркая, над посеребренными верхушками камедных деревьев.
Глава XXXII
ДОРОГА НАЧИНАЕТСЯ
Они свернули в аллею, ведущую к Раштон Грейнджу.
— Я не могу больше ехать, сэр, — простонал больной полицейский. — Я конченый человек.
— Мы уже на месте, — сказал Том. — Через полчаса вы будете в постели глотать хинин и горячий бренди.
— Я не могу больше ехать…
Его поддерживал в седле второй полицейский. У офицера был кислый вид. Он ясно давал понять, что это самое отвратительное задание из всех, какие ему приходилось выполнять, и, глядя на его раздраженное и злое лицо, Том невольно улыбнулся.
— Да, не очень-то геройский у нас вид, — заметил он.
Офицер лишь раздраженно фыркнул.
Старая ферма Парадиз пустовала. Ставни были закрыты, а ворота со стороны аллеи обнесены проволокой. Эбен и девушка шли следом за четырьмя лошадьми по аллее. Молодые чинары, вязы и дубы стояли голые под слабыми лучами солнца, а земля у их подножия была усыпана сухими листьями. Над головой проносились стаи зябликов и желтых птичек ткачей, спешивших к своим гнездам на плантациях за Раштон Грейнджем. Чем ближе был дом, тем большее волнение охватывало Тома. Нужно было поехать прямо в столицу, думал он. Там он мог сам выбирать, с кем и когда ему встречаться, и успеть подготовиться к сражению, где главную роль будут играть нервы и выносливость. Он наживет себе новых врагов — это неизбежно, но надо попытаться собрать вокруг себя близких людей, которые поддержат его. Один, без них, он всего лишь ничтожная пылинка. Кое-кто поддержит его из дружеских чувств, некоторые — потому, что у них тоже неспокойно на душе, а большинство честных людей — потому, что не смогут не откликнуться на зов справедливости. Что касается его семьи, то он мог рассчитывать только на Линду, и она должна знать, должна знать с самого начала, что, если бы все это произошло вновь, он не выбрал бы иного пути. Отступать он не станет.