На лицах у всех троих было написано рвение.
— Офицер Леджер, вы образцовый солдат, — сказала Энн.
— Это всего лишь моя работа, — покачал я головой. — И потом, вы же знаете, что мы с леди Америкой земляки, поэтому я чувствую себя обязанным приглядывать за ней.
Мэри повернулась ко мне:
— Надо же, как забавно получилось, что вы из одних краев, а теперь вас сделали практически ее личным телохранителем. Вы с ней в Каролине живете далеко друг от друга?
— Не очень, — уклончиво отозвался я.
Люси заулыбалась:
— А раньше вы ее видели? Какой она была в детстве?
Я против воли ухмыльнулся:
— Сталкивался с ней несколько раз. Она была мальчишкой в юбке. Вечно все дни напролет пропадала на улице вместе со своим братом. Упрямая как осел и, насколько я помню, очень-очень талантливая.
— Выходит, она с тех пор ничуть не изменилась, — заключила Люси, и все трое дружно засмеялись.
— Примерно так оно и есть, — подтвердил я.
От ее слов в груди у меня все стеснилось. Я знал
Америку как облупленную, и под шелухой бальных платьев и драгоценностей она оставалась той же, кем была всегда.
— Мне нужно вниз. Не хочу пропустить «Вести».
Я потянулся взять со стола фуражку.
— Пожалуй, мы с вами, — сказала Мэри. — Сейчас они уже начнутся.
— Конечно.
«Вести» — единственная телепередача, которую разрешалось смотреть челяди, а телевизоры были установлены всего в трех местах: на кухне, в мастерской, где служанки занимались шитьем, и в просторной комнате отдыха, которую, как правило, использовали не по прямому назначению, а как дополнительное рабочее место. Я предпочитал кухню. Энн возглавила нашу процессию, а Мэри и Люси предпочли идти позади рядом со мной.
— Офицер Леджер, я кое-что слышала о том, что нам скоро предстоит принимать гостей, — сообщила Энн, на миг замедлив шаг, чтобы поделиться со мной этими сведениями. — Впрочем, возможно, это всего лишь сплетни.
— Нет, это чистая правда, — отозвался я. — Подробностей никаких не знаю, но вроде будут даны два отдельных приема.
— Вот радость-то! — с сарказмом в голосе воскликнула Мэри. — Опять мне придется отпаривать скатерти. Послушай, Энн, давай поменяемся, а? Не важно, что тебе поручат.
Она подошла к Энн, и они принялись бурно обсуждать, кому и что придется делать.
Я предложил Люси руку:
— Сударыня.
Девушка улыбнулась и, взяв меня под локоть, задрала нос:
— Сударь.
Мы двинулись по коридору. Они болтали о делах, которые необходимо успеть, и платьях, которые нужно подшивать, и я вдруг понял, почему мне так весело в их обществе.
С ними я мог быть Шестеркой.
Я присел на столешницу, а Мэри и Люси пристроились по обе стороны от меня. Энн зашикала на остальных слуг: начинались «Вести».
Когда на экране появились девушки, я понял: что-то не так. Америка казалась подавленной. Но хуже всего было то, что она пыталась делать вид, будто у нее все хорошо, и выглядело это крайне неубедительно.
Что ее так встревожило?
Краешком глаза я заметил, как Люси принялась ломать руки.
— Что произошло? — прошептал я.
— С госпожой что-то неладное. Я по лицу вижу. — Люси сунула палец в рот и начала грызть ноготь. — Что с ней случилось? А леди Селеста выглядит как кошка, которая вышла на охоту. Что мы будем делать, если она победит?
Я накрыл ладонью ее руку, лежавшую на коленях, и она, как по волшебству, замерла, смущенно глядя мне в глаза. Судя по всему, обычно никому не было дела до ее переживаний.
— Леди Америка не пропадет.
Люси кивнула, немного ободренная моими словами, и прошептала:
— Она такая хорошая. Мне очень хочется, чтобы она осталась. Ну почему те, кто мне нужен, всегда меня покидают?
Значит, Люси пережила какую-то утрату. А может, и не одну. Теперь мне стали понятней причины ее тревожности.
— Ну, я-то в ближайшие четыре года точно никуда от вас не денусь.
Я легонько ткнул ее локтем в бок, и она улыбнулась, хотя в глазах у нее стояли слезы.
— Офицер Леджер, вы такой милый. Мы все так считаем.
И она промокнула ресницы.
— Вы, леди, тоже очень милые. Мне всегда приятно с вами увидеться.
— Да какие из нас леди, — отозвалась она, глядя в пол.
Я покачал головой:
— Если Марли может по-прежнему считаться леди, потому что пожертвовала собой ради человека, который ей дорог, то вы и подавно можете. Я же вижу, как вы ежедневно жертвуете своими жизнями. Вы отдаете свое время и силы служению другому человеку, а это совершенно то же самое.