Нужно было смириться с мыслью, что я могу вернуться во дворец без нее. Или, хуже того, с ее бездыханным телом на руках.
Эта мысль отозвалась в сердце мучительной болью. За что мне бороться в этой жизни, если не станет ее? Я пытался искать что-то хорошее. Но все оказалось связано с Америкой.
Я подавил подступившие к горлу слезы и распрямил плечи. Буду просто продолжать бороться.
— Ищите везде, где только можно, — еще раз напомнил Максон. — Если они убили ее, то могли повесить или попытаться похоронить. Будьте внимательны.
От его слов мне опять стало тошно, но я усилием воли выкинул их из головы.
— Леди Америка! — позвал я в стотысячный раз.
— Я здесь! — (Я обернулся на звук, боясь поверить собственным ушам.) — Здесь!
Из чащи выбежала моя девочка, босая и перепачканная, и я, поспешно сунув пистолет в кобуру, распахнул объятия ей навстречу.
— Слава богу! — выдохнул я. Мне так хотелось зацеловать ее прямо там. Но она дышала, я обнимал ее, и этого было довольно. — Я нашел ее! Она жива! — крикнул я остальным, глядя на бегущих к нам ребят.
Она еле заметно дрожала, и я видел, что пережитое потрясло ее.
Нога там или не нога, я не собирался выпускать ее. Я подхватил ее на руки, и она обвила меня за шею, прильнув ко мне.
— Я до смерти боялся, что мы найдем где-нибудь твой труп. Ты ранена?
— Только ноги исцарапала.
Лодыжки у нее оказались изодраны в кровь. Учитывая все обстоятельства, мы еще легко отделались.
Максон остановился перед нами, стараясь обуздать свою радость оттого, что она нашлась.
— Леди Америка, вы не ранены?
— Только немного повредила ноги.
— Они не пытались причинить вам зло?
— Нет. Они меня не догнали.
Еще бы они догнали мою девочку.
Ребята не верили своему счастью, но больше всех радовался Максон.
— Вряд ли другая девушка смогла бы от них убежать.
Она блаженно вздохнула и улыбнулась:
— Так среди них ведь нет Пятерок.
Я засмеялся, и все остальные тоже. Принадлежность к низшим кастам иной раз могла оказаться полезной.
— Логично. — Максон хлопнул меня по плечу, по-прежнему не сводя глаз с Америки. — Что ж, давайте выбираться.
Он повел нас прочь из леса, на ходу отдавая команды остальным.
— Знаю, ты сообразительная и проворная, но я был просто в панике, — негромко произнес я.
Америка приблизила губы к моему уху:
— Я сказала вашему командиру неправду.
— В каком смысле?
— Они меня все-таки догнали. — (Я в ужасе воззрился на нее, пытаясь представить, что такого кошмарного повстанцы могли с ней сотворить, если Мер не нашла в себе сил признаться в этом перед остальными.) — Со мной все в порядке, но одна девушка меня увидела. Она сделала книксен и убежала.
Меня затопило облегчение. Потом на смену ему пришло недоумение.
— Книксен?
— Я тоже удивилась. Она не показалась мне ни злой, ни свирепой. Девушка как девушка. — Америка немного помолчала, потом добавила: — У нее были с собой книги, целая куча.
— Такое часто случается, — подтвердил я. — Никто понятия не имеет, что они с ними делают. Полагаю, жгут их, чтобы обогреться. Видимо, там, где они живут, холодно.
Казалось все более и более очевидным, что нападавшим просто хотелось крушить все, чем располагал дворец, — произведения искусства, стены, даже его чувство безопасности — и завладеть бесценным королевским имуществом просто ради того, чтобы было что потом спалить. Для них это, судя по всему, способ показать монархии средний палец.
Не испытай я на собственной шкуре, насколько жестоки они могут быть, то нашел бы это даже забавным.
Вокруг было слишком много посторонних ушей, так что всю оставшуюся дорогу мы молчали, и тем не менее с Америкой на руках обратный путь показался мне куда короче. Я даже пожалел, что мы так быстро пришли. После того, что случилось сегодня, мне страшно было отпускать ее от себя.
— В ближайшие несколько дней я буду очень занят, но все равно попытаюсь повидаться с тобой, — прошептал я, когда показался дворец.
У меня не было выхода, кроме как отдать ее им.
Она склонилась ко мне:
— Ясно.
— Леджер, отнеси ее к доктору Эшлеру, и можешь считать себя на сегодня свободным. Молодец, — сказал Максон, снова хлопнув меня по спине.
Дворцовые коридоры по-прежнему кишели прислугой, занятой ликвидацией последствий первого нападения. Едва мы очутились в больничном крыле, вокруг сразу же захлопотали сестры, так что больше поговорить с Америкой мне не удалось. Но когда я уложил Америку на кровать, глядя на ее изорванное платье и исцарапанные ноги, то против воли подумал, что все это моя вина. С начала и до конца. Настала пора ее заглаживать.