— Она написала мне, после того, как мое письмо опубликовали в Журнале.
— А, Журнал. Он все еще выходит?
— В следующем году шестьдесят лет. Сейчас международный Год Астрономии, это большие выпуски, в два раза больше. Я написал им письмо о Тройной связи! Юпитер и Нептун! Нетти увидела его, не согласилась с моими мыслями о том, как сложно ее увидеть в телескоп, как у меня, и БАХ, у нас была маленькая война на три выпуска. Потом она однажды мне совершенно неожиданно позвонила, мы выпили кофе в Лондоне, чтобы уладить наши разногласия, и неделей позже она использовала свое влияние, чтобы сделать меня членом КПО. И вот мы здесь.
Донна улыбнулась ему.
— А когда ты узнал о ее Альцгеймере?
— Она сказала мне на нашем втором… второй встрече.
— Ты собирался сказать «на втором свидании», не правда ли? Ох ты хитрый старый лис! — Донна уставилась на него. — Я счастлива за тебя, дедуль. Найти друга, кого-то, с кем бы ты хотел бы быть. И, думаю, мама тоже счастлива.
— О, я знаю. Она просто волнуется о ее болезни, и о том, сколько напряжения это на меня возлагает. Она с Нетти говорила о домах престарелых, но я на это не пойду.
Он посмотрел на Генриетту Гудхарт.
— Она замечательная дама, Донна. Жаль, что ты не видишь ее так, как вижу я.
— Я видела. Вчера, дома, и сегодня утром. Она прекрасная, и я думаю, ты не должен от нее отказываться.
И Уилф почувствовал себя так грустно.
— Но я однажды потеряю ее. Это неизбежно. Я искал это в интернете.
— О, ну, тогда это должно быть правдой.
— Серьезно. Это плохо. Я не имею в виду, что она умрет, но я потеряю ее, потому что однажды она уйдет туда, куда бы она ни уходила, и не вернется. У нас нет лекарства и знаний, чтобы это вылечить. Это нечестно.
Затем ему пришла в голову мысль.
— Готов поспорить, там, в звездах, готов поспорить, что они могли бы вылечить ее. Я уверен, что есть что-то…
И Донна сжала его руки.
— Это так не работает, дедуль. Бог знает, со всем, что я видела, со всеми людьми, которых я встречала, я несколько раз думала, что должны быть выходы из положения с болезнями, голодом, всеми разными противными вещами. Я думала, что, если я кричу на Доктора достаточно громко, он может найти способ. Но неважно, в Чизике ты или на Малом Сектусе, легких ответов нет. Нам просто нужно иметь дело с тем, что дала нам судьба.
— Это нечестно, — повторил он.
— Да. Нечестно. И мне так тебя жаль. Потому что я люблю тебя, и мне действительно нравится Нетти, и если бы я могла найти способ сделать все легче для вас, я равда, правда сделала бы. И знаешь что, Доктор не знает вас обоих настолько хорошо, но, думаю, он попытался бы в десять раз сильнее, чем я. И, наверное, разницы все равно бы не было, так что нет смысла избивать себя за то, над чем у тебя нет власти.
Уилф посмотрел на Донну и задался вопросом, что случилось той глупенькой ветреной девочкой, которую он любил, но о которой волновался все эти годы. Теперь это была прекрасная, смелая, замечательная молодая женщина. И он любил ее еще больше.
И вот была Нетти.
Он освободил свою руку из рук Донны и взял руки Нетти в свои.
— Эй, — тихо сказал он. — Генриетта Гудхарт, я думаю, время для песни, как мы делали раньше, в старые дни?
Донна нахмурилась в замешательстве, но он просто подмигнул ей.
— Я знаю, что делаю.
Он начал тихо мурлыкать мелодию. Старый евангельский гимн.
— Когда начнут падать звезды, — начал он тихо петь, — О, Боже! Что за утро. О, Боже! Что за утро…
Он взглянул на Донну.
— Она сказала мне, что ее муж пел это с ней во время войны.
— Я думала, она никогда не была замужем.
Уилф натянуто улыбнулся.
— Никогда не говори никому, что я тебе это рассказывал, милая. Она была замужем. Три дня. И он был убит в Сингапуре, когда началась бомбежка. Она сказала мне, что они пели это на ее свадьбе, по дороге в большом серебряном Роллс-Ройсе. У нее была его фотография, она показала мне, он был великолепный. И потом, когда они пытались бежать из Сингапура, он умер, держа ее за руку, и она пела ему эту песню, когда он лежал, умирая, у нее на коленях.
Он снова посмотрел на Нетти.
— Никогда не говори никому, что я тебе это рассказывал, и в первую очередь ей. Обещай. Она правда его очень любила и поклялась, что больше никогда не выйдет замуж.
— Конечно, я обещаю, дедуля. Конечно.
Он снова начал:
— О, грешник, что будешь ты делать, когда начнут падать звезды… о, Боже, что за утро…
Глаза Нетти, казалось, сфокусировались, и она глубоко вздохнула, словно пробуждаясь.
— Я уходила, да? О, нет, я же не блуждала по улицам в одном нижнем белье? — она посмотрела на Донну и подмигнула. — Опять!