— Я знаю, Амма.
"Посмотри мне в глаза и скажи, что тебе не так страшно, как я, пять миль назад." Её голос был низким, почти шепотом.
"Мы сделали его обратно в одну часть. Вот что важно. Мы можем всё выяснить вне остального."
"Это не так-то просто." Амма еще говорила так тихо, как если бы мы находились на передней скамейке в церкви. "Обратите внимание. Имея что-нибудь, даже одну вещь, он чувствовал то же самое с тех пор, когда мы вернулись в Гатлин?"
Линк заговорил, почесывая голову."Мэм, если вы беспокоитесь за Итана и Лену, я обещаю вам, что до тех пор, пока я рядом, со всей моей сверхсилой, ничего с ними не случится". Он с гордостью согнул свою руку.
Амма фыркнула. "Уэсли Линкольн. Ты не знаешь? Такого рода вещи, о которых я не говорю, ты мог бы больше удержать от случайностей, чем ты мог бы удержать небо от падения."
Я сделал большой глоток своего шоколадного молока и почти выплюнул его по всему столу. На вкус он был слишком сладкий, сахар покрыл моё горло как сироп от кашля. Это было похоже на мои яйца, которые на вкус были больше похожи на хлопок и крупа, которая больше походила на песок.
Все было не таким сегодня, все и каждый. "Что не так с молоком, Амма?"
Она покачала головой. "Я не знаю, Итан Уайт. Что не так с твоим ртом?"
Хотел бы я знать.
Тем временем мы уже вышли за дверь и садились в машину. Я повернулся бросить один последний взгляд на обитель Уэйтов. Я не знаю почему. Она стояла у окна, между занавесками и смотрела как я уезжаю прочь. И если бы я не знал лучше и не знал бы Амму, я мог бы поклясться, что она плакала.
Седьмое сентября. Смертные девушки
Когда мы проезжали по Дов стрит, было сложно поверить в то, что когда-то наш город был полон травы и зелени. Трава была похожа на сожженный тост, до того как с него счистили горелое. Колотушка была единственной, что не изменилось. Линк ехал с минимальной скоростью, только чтобы посмотреть на то, что осталось от дворов наших соседей.
— Чувак, смотри на азалии миссис Ашер. Солнце так печет, что они почернели.
Линк был прав насчет жары. По сведениям Фермерского альманаха, и Сестер, которые были ходячим альманахом Гатлина, это были самые жаркие дни в Гатлине с 1942 года. Но не солнце погубило азалии миссис Ашер.
— Они не сожжены. Они покрыты кузнечиками.
Линк высунулся из окна, чтобы рассмотреть получше.
— Не может быть.
Кузнечики объявились через три недели после Призвания Лены, и через две недели после худшей жары за последние семьдесят лет. Эти кузнечики не были такими, которых иногда находила Амма на кухне. Эти были черными, с желтой полоской на спине, и они передвигались роем. Они были как саранча, пожирая каждый дюйм зелени в городе, в том числе Зеленого Генерала. Статуя генерала Джубала А. Эрли стояла на коричневом круге мертвой травы, с обнаженным мечом и покрытым своей собственной черной армией.
Линк немного ускорился. "Это противно. Моя мама считает, что это одна чума из апокалипсиса. Она ждет обнаружения лягушек и когда вода превратиться в кровь"
Это было однажды, когда я не мог винить миссис Линкольн. В городе, построенным на равных частях из религии и суевериях, было сложно игнорировать беспрецедентное заражение кузнечиками, которые спустились на Гатли как черным облака. Каждый день выглядел как конец света. И я не собирался стучать в дверь миссис Линкольн и говорить ей, что это больше похоже на результат расколы луны моей девушкой и разрушения порядка вещей. У нас и так было достаточно трудностей убедить маму Линка, что его новая физическая форма была вовсе не результатом приема стероидов. Он уже и так посещал кабинет доктора Ашера дважды в этом месяце.
Когда мы подтянулись на парковку, Лена уже была там… и кое что изменилось. Она больше не водила машину Ларкина. Она стояла рядом с катафалком Мэкона в винтажной футболке U2 со словом "ВОЙНА" написанной поперек футболки, в серой юбке и своих старых черных кроссовках. Были свежие чернила вокруг пальцев. Это просто сумасшествие, как катафалк и пара кроссовок могут подбодрить парня.
Миллионы мыслей пронеслись в моей голове. Когда она посмотрела на меня, как ни один другой человек на земле. Тогда я посмотрел на нее, я отметил каждую ее деталь, в то время как остальные исчезли. И я становился самим собой, когда мы были вместе.
Это невозможно было выразить словами, и даже если бы я мог, я не был уверен, что словами были бы правильными. Но я и не должен был попытаться, потому что Лене и мне никогда не приходилось говорить, что мы чувствуем. Мы могли подумать и с помощью кельтинга передать это.
Привет.
Чего так долго?
Я вылез из машины, на футболки сзади уже появилось пятно пота. Казалось, у Линка был иммунитет к жаре, одна из привилегий Инкубов. Я скользнул в объятья Лены и вдохнул её аромат.
Лимоны и розмарин. Аромат, за которым я следовал через залы Джаксона, до того как я впервые увидел ее. Единственный, который никогда не исчезал, даже когда она уходила в темноту и прочь от меня.
Я наклонился ниже осторожно, чтобы поцеловать ее, не дотрагиваясь до другой ее части тела. В дни, когда мы больше прикасались друг к другу все меньше я мог дышать. Физический эффект от прикосновения к ней усиливался, и не смотря на то, что я пытался это скрыть, она знала это.
Я чувствовал толчок как только наши губы встречались. Вкус ее поцелую был таким безупречным и удар от ее кожи был таким сильным, что моя голова всегда кружилась. Но сейчас появилось что-то еще — чувство, что она вдыхала мое дыхание… каждый раз когда наши губы встречались, словно дергали за невидимую нить и я не мог себя контролировать. Лена выгнула шею и потянулась прочь до того, как я смог двигаться.
Позже.
Я вздохнул и она послала мне воздушный поцелуй.
Но, Ли. это будет…
Целых девять часов?
Да.
Я улыбнулся ей, и она покачала головой.
Я не хочу чтобы ты провел первый день школы в медпункте.
Лена волновалась обо мне куда больше, чем я сам. Если что-то случалось со мной — большой вероятностью которой было то, что стало труднее поцеловать ее и намного сложнее держаться дальше — меня не заботило. Я не мог остановиться не думать о прикосновениях к ней. Вещи изменялись. Те чувства — боль не была болью — была даже тогда, когда мы были не вместе. Должно было быть название этому, прекрасная боль обычно заполняла пустоту, которую я чувствовал.
Найдутся ли слова, способные описать это? Быть может,"страдание" подойдет? Может, так и было придумано это слово? Да вот только я чувствовал его у себя в животе, в голове, в каждом уголке своего тела.
Я видел Лену, когда смотрел в окно, когда пялился на стены.
Я старался сфокусироваться на чем-то что не причиняло боли. "Мне нравится твои новые колеса"
"Ты имеешь ввиду мои старые? Ридли закатила истерику о поездке в катафалке."
"Где Рид?" Линк уже сканировал парковку.
Лена жестикулировала в катафалке позади нее. "Она переодевается"
"Она не могла переодеться дома, как нормальный человек?" Спросил я.
— Я всё слышу, Короткая Соломинка", — прокричала Ридли из машины.
— Я не…, — Ком смятой одежды вылетел из окна водительского сиденья и рассыпался по горячему асфальту, — не нормальный человек.
Она произнесла это так, будто быть нормальным значило быть несчастным.
— И я не ношу все эти ваши шмотки из дешёвого магазина.
Ридли продолжала крутиться, от чего кожа на сиденьях скрипела, а светлые и розовые волосы то попадали, то исчезали из виду. Из окна вылетела пара серебристых туфель.
— Выгляжу так, будто снимаюсь на канале Disney.
Я согнулся и поднял выброшенные вещи. Среди них было платье с принтом из какого-то сетевого магазина торгового центра Саммервиля. Оно напоминало платья Саванны Сноу, Эмили Ашер, Иден Вестерли и Шарлоты Чейз — королев группы поддержки — а значит, и платья половины учениц Джексона.
Лена закатила глаза.
— Бабушка решила, что раз Ридли теперь ходит в школу смертных, но и одеваться она должна соответственно. — Лена понизила свой голос, — Ну, знаешь, как все смертные.
— Я это слышала!
Белый топ вылетел из окна.