Я видел оранжевый, красный, голубой.
Я понял, что я был в библиотеке, когда я должен был быть в подвале тети Прю. Все книги горели вокруг меня.
Да Винчи. Дикинсон. По. И еще одна книга.
Книга Лун
Я увидел вспышку серого цвета, который совсем не был частью огня.
Это был он.
Дым поглотил меня, и я потерял сознание.
~~*~~***~~*~~
Я проснулся на полу. Когда в ванной я посмотрелся в зеркало, мое лицо было черным от сажи. Я провел остаток дня пытаясь не кашлять пеплом.
~~*~~***~~*~~
Я стал спать еще хуже чем обычно с момента моего спора с Мэйконом, как бы вы его не назвали. Борьба с Мэйконом обычно приводит к борьбе с Леной, которая для меня более болезненна, чем борьба со всеми кого я знаю. Но сейчас все было по другому, и Лена не знала что добавить к тому что я уже сказал.
Мы старались не думать о том, что происходило вокруг нас — о том, что мы не могли остановить, ответы, которые не могла найти, но это все равно пряталось в глубине наших сознаний, даже если мы этого не признавали. Мы старались сфокусироваться на вещах, которые могли контролировать, как например, держать Ридли подальше от неприятностей, а кузнечиков подальше от наших домов. И когда каждый день как последний, начинаешь думать что это просто обычный день, даже если понимаешь что это безумие и ничего уже не будет по прежнему
Жуки стали еще голоднее, жара стала еще жарче, и весь город стал еще более безумным. Но больше чем что — либо — это была жара, которую все мы заметили. Это было доказательством того, что теперь не важно кто был в выигрыше или встречался или лежал в постели в "Окружной Заботе", — не смотря ни на что, с минуты как вы проснулись утром и до минуты когда вы засыпали, и все остальные минуты между этим — что-то было не так, и не собиралось становиться лучше. Все становилось только хуже.
Но мне не нужно было чувствовать жару снаружи, проверяя ее на себе. У меня были все доказательства внутри — в нашей кухне. Эмма была практически связана с нашей старой кухонной плитой на клеточном уровне, и когда что-либо происходило в ее голове, это находило свое отражение на кухне. Я не мог представить себе, что происходит с ней, и она точно не собиралась мне говорить об этом. Я мог только соединить этот кусочек вместе с другими подсказками, которые она оставляла на языке, используемый ей чаще всего — готовка еды.
Подсказка номер один: резиновый цыпленок. Резиновый цыпленок был полезен тем, то по нему можно было установить состояние души и расписание, как трупное окоченение из полицейского шоу. Для Эммы знаменитой в трех округах своими курицей'с'пельменями, резиновый цыпленок означал две вещи: А) Она была растеряна и Б) она была занята. Она не просто забыла вытащить цыпленка из духовки, у нее даже не было времени, чтобы заняться когда она его вытащила, и поэтому цыпленок долго жарился и еще дольше охлаждался, ожидая когда Эмма займется им, как и всеми нами. Мне хотелось знать где она была и чем занималась все это время
Вторая подсказка: отсутствие пирога. Пирога не было, и когда его не было, не было никакого намека на знаменитые Эммины лимонные безе. Что означало: а) она не разговаривала с Великими, и б) она определенно не разговаривала с Дядей Абнером. Я не проверял бар, но отсутствие бутылки Jack Daniels могло быть также отпечатком о сделке с Дядей Абнером.
Меня интересовало имела ли ее небольшая поездка к Бокору какое-либо отношение к этому.
Подсказка номер три: сладкий чай был невыразимо сладкий, что означало: а) Сестры сплетничали на кухне и бросали сахар в кувшин, как они делали это с солью добавляя ее в соус, б) Эмма была в таком состоянии что она не могла уследить сколько ложек сахара она положила, или в) что-то было не так со мной.
Может быть все три, но Эмма что-то замышляла, и я определенно должен узнать что именно. Даже если я должен буду спросить об этом самого Бокора.
Потом была песня. С каждым днем, я слышал ее все чаще и чаще, как одну из топа 40 песен, которые играли по радио так часто, что она постоянно застревала в твоей голове.
Восемнадцать Лун, восемнадцать страхов,
Крики Смертных пропадут, появятся,
Тех неизвестных и тех незаметных
В руках Королевы Демонов раздавятся…
Королева Демонов? Серьезно? После строчки о Хмарях — которая совпала полностью я не хотел представлять схватку с Королевой Демонов, и надеялся, что моя мама что-то спутала с этой возвращающейся домой королевой.
Но песни никогда не ошибались.
Я старался не думать о криках Смертных или о страхах перед Королевой Демонов. Мысленно я отказался думать о разговорах что остались не высказанными, о страхах в которых я никогда не признаюсь, страхи накапливались внутри меня — я не мог побороть их. Особенно не ночью, когда я не был в безопасности в моей комнате.
Безопасное и самое уязвимое.
В этом я был не одинок.
Даже за Границей стен Равенвуда, Лена была уязвима. Потому что у нее тоже было что-то от ее матери. Я знал, что она прикасается к одной из вещей из той металлической коробки, в этот момент я увидел оранжевое свечение пламени -
Огонь загорелся, пламя закручивается вокруг газовой горелки один за другим, пока оно не создало единый, красивый, пылающий круг на плите.
Сарафина смотрела восхищенно. Она забыла о кастрюле с водой на столе. Она забыла о большинстве ужинов сейчас. Она не могла думать о чем-либо кроме огня. У огня была энергия — сила, которая бросала вызов даже законам науки. Это не возможно было контролировать, уничтожая мили леса в считанные минуты.
Сарафина изучала огонь в течении многих месяцев. Изучая теорию на научном канале, и реальные в новостях. Телевизор был включен все время. Вторым там было упоминание о пожаре, она прекращала все свои дела и спешила смотреть. Но это было не самым худшим. Она начала использовать свои силы, чтобы создавать небольшие пожары. Ничего опасного, только крошечные пожары в лесу. Они были как костры. Безобидны.
Её увлечение огнем началось примерно в тоже самое время как появились голоса. Возможно голоса заставляли ее смотреть как горят вещи, но это не возможно узнать. Впервые когда Сарафина услышала слабый голос в своей голове она занималась стиркой.
Эта несчастная, ничего не стоящая жизнь — жизнь равная смерти. Трата в пустую самого величайшего дара Мага, который может предложить мир. Власть, чтобы убивать и разрушать, используй воздух как топливо для твоего оружия. Темный Огонь предлагает себя. Он предлагает свободу.
Корзина для белья упала и одежда выпала на пол. Сарафина знала что голос не был её собственным. Это не было похоже на неё, мысли ей не принадлежали. Все же они были в ее голове.
Мир Магов мог предложить самый величайший подарок. Дары "Cataclyst"- вот что это значит. Это происходит когда Свет уходит в Темноту. И не важно как сильно Сарафина хотела сделать вид, что это не так, она была Темной. Её желтые глаза напоминали ей об этом каждый раз когда она смотрелась в зеркало. Что было не часто. Она не могла терпеть свой вид, или возможность того что Джон может снова увидеть эти глаза.
Все время Сарафина носила темные очки, хотя Джона не волновал цвет ее глаз. "Возможно они украсят эту дыру", однажды он так сказал, оглядываясь по сторонами крошечной квартиры. Это была настоящая дыра — стены с облупившейся краской и разбитой плиткой, обогреватель который никогда не работал и электричество, которое всегда замыкало. Но Сарафина никогда не согласится с этим, потому что это была ее вина что они жили здесь. Хорошие квартиры не сдавали в аренду подросткам, которые очевидно были беглецами.
Они могли бы позволить себе место получше, Джон всегда приносил достаточно денег, было не трудно найти вещи в залог, когда ты можешь заставить вещь исчезнуть прямо из карманов людей или из витрин магазинов. Он был Эфемер, как большинство величайших волшебников и воров. Но он все же был светлым, и использовал свой дар таким мерзким способом, только для того чтобы они выжили
Чтобы сохранить её жизнь.
Голоса напоминали ей об этом каждый день.
Если ты уедешь, он сможет использовать свои способности, чтобы произвести впечатление на Смертных девушек, и ты сможешь сделать то ради чего ты родилась.
Она вытряхнула голоса из головы, но слова оставили тень, призрачное изображение, которое уже никогда полностью не исчезнет. Голоса становились сильнее когда она смотрела на горящие вещи — как сейчас.