Я улыбнулся.“СОПУТСТВУЮЩИЙ.Тринадцать вниз. Как будто Вы идете вперед и тянете нить, наблюдая, что целый мир распутывает, как свитер, Итан Уот.”
Лена должна была смеяться, но она не смеялась."Я потянула за нить, когда использовала" Книгу Лун"
"Из-за меня" Я думал об этом все время. Она не была единственной, кто надел кусочек пряжи, которая связала весь Округ Гатлина, выше и ниже поверхности.
"Я объявила себя."
— Тебе пришлось. Ты должна этим гордиться.
— Я и так горжусь, — она колебалась.
"Но?" Я внимательно посмотрел на неё.
"Но мне придется заплатить цену, и я готова."
Я закрыл глаза. "Не говори так."
— Я пытаюсь быть реалистом.
"Ты ждешь, когда что-то плохое случится." Я не хотел думать об этом.
Лена теребила амулеты на ожерелье: "На самом деле, вопрос не в том, случится ли, вопрос в том, когда случится".
Я жду. Как и было написано в тетради.
Какой тетради?
Я не хотел, чтобы она об этом знала, но теперь я не мог молчать. И сделать вид, что всё как прежде, тоже не мог.
Неправильность всего происходящего мгновенно обрушилась на меня. Лето. Смерть Мейкона. Лена, ведущая себя, как незнакомка. Сбегающая с Джоном Бридом, сбегающая от меня. А затем и всё остальное, что происходило до моей встречи с Леной — моя мама, не вернувшаяся домой, её туфли, стоящие там же, где она их оставила, её полотенце, всё ещё влажное с утра. Её пустая половина кровати, запах её волос на подушке.
Почта, которая по прежнему приходила на её имя.
Внезапность всего этого. И постоянство. Одинокая действительность правды — что самый важный человек в Вашей жизни внезапно прекратил существование. Который в плохой день, предназначенный возможно, она никогда не существовала вообще. И в хороший день, был другой страх. Это, даже если Вы были на сто процентов уверены, что она была там, возможно Вы были единственным, кто заботился или помнил.
Как может подушка пахнуть человеком. который даже не на одной планете с вами? И что делать, если однажды подушка станет пахнуть как любая другой старая подушка, странная подушка? Как вы можете заставить себя убрать эти туфли?
Но у меня были. И я видел свою мать, Чистую на Кладбище Бонавентура. Впервые в моей жизни, я полагал, что что-то фактически произошло, когда Вы умерли. Моя мама не была одной в грязи в Его Саду Бесконечного Мира, пути, которого я всегда боялся, что он был. Я позволил ей идти. По крайней мере, я был близок.
Итан? Что происходит?
Хотел бы я знать
"Я не допущу, что бы с тобой, что-нибудь случилось. Ничего не будет." Я произнес эти слова, хотя знал, что я не способен защитить её. Я сказал их, потому что почувствовал как мое сердце собирается разорвать себя в клочья снова.
"Я знаю," она соврала. Лена ничего не сказала, но она знала, что я чувствую.
Она потянула вниз по небу руками, так сильно, как могла, подобно она хотела разорвать его далеко от солнца.
Я услышал громкий треск.
Я не знаю, откуда он взялся, и я не знаю, как долго это будет продолжаться, но голубое небо взломали, и, хотя не было ни облачка, мы позволим каплям дождя падать на наши лица.
Я чувствовал влажную траву под собой и капли дождя на моих глазах. Они чувствовали себя настоящими. Я чувствовал, что моя потная одежда стала прохладной, вместо высыхания. Я притянул ее к себе и держал ее лицо в своих руках. Тогда я поцеловал ее, пока не был единственным, кто затаил дыхание, и земля под нами высушивалась, и небо стало суровым и синим снова.
На ужин был фирменный куриный пирог Эммы. Одна моя порция была размером с огромную тарелку, или с домашнее блюдо. Проткнув бисквитную корочку вилкой, чтобы вышел пар, я почувствовал запах крепленого вина, ее секретный ингредиент. Рецепт любого мясного пирога в нашей стране имел секретный ингредиент: сметана, соевый соус, жгучий перец, даже взбитый в миксере пармезан. Тайны и корочка пирога шли рука об руку. Шлепните по корочке пирога и все горожане будут убиваться, пытаясь разнюхать, что же там под ней скрывается.
"Ах, этот запах до сих пор заставляет почувствовать себя восьмилетним." Эмма проигнорировала как комментарий отца, так и его подозрительно хорошее настроение. Теперь, когда в университете начался семестр, и он сидел там в своей преподавательской футболке с воротником, он выглядел совершенно нормальным. Можно было совсем забыть целый год, когда отец целыми днями спал, закрывшись в своем кабинете, и "сочиняя" по ночам книгу, оказавшейся на самом деле сотнями страниц с каракулями. До тех пор, пока мой отец не взял себя в руки и не вернулся к здравомыслию, он едва разговаривал и принимал пищу. А может быть это аромат пирога так подействовал на меня также. Я так и не разобрался.
"Хороший первый день в школе, Итан?" отец спросил с набитым ртом.
Я наколол пирог на вилку. "Достаточно хороший."
Под тестом все было нарублено очень мелко. Невозможно было отличить нашинкованного кубиками цыпленка от овощей в начинке пирога. Черт! Когда Эмма бралась за свой кухонный нож, это было не к добру. Этот мясной пирог подтверждал ярость Эммы, о которой я даже не мог представить. Мне было жаль покалеченную разделочную доску, Я посмотрел на ее пустую тарелку и понял, что Эмма сегодня не настроена вести мирную светскую беседу, или что-либо объяснять.
Я сглотнул. "Что на счет тебя, Эмма?"
Она стояла возле кухонного стола, швыряя салат с такой силой, будто собиралась разбить нашу стеклянную салатницу: "Довольно неплохо"
Мой папа спокойно поднял свой стакан молока. "Ну, мой день был невероятен. Я проснулся с невероятной идеей, совершенно неожиданно. Должно быть пришла ко мне прошлой ночью. В свои рабочие часы, я написал предложение. Я собираюсь начать новую книгу."
"Да? Это здорово." Я взял салатницу, концентрируясь на маслянистом виде дольки помидора.
"Она о Гражданской Войне. Я мог бы даже найти способ использовать некоторые из исследований твоей мамы. Мне нужно поговорить с Мэриан об этом."
"Как книга называется, пап?"
"Вот эта часть, что ударила меня из ниоткуда. Я проснулся со словами в моей голове. Восемнадцатая луна. Что ты думаешь?"
Чаша выскользнула у меня из рук, ударилась о стол и разбилась ударившись о пол. Рваные листья, смешанные с неровными осколками стекла, сверкали на моих кедах и паркетных досках.
"Итан Уэйт!" Прежде, чем я смог произнести хоть слово, Эмма уже убирала сырое, скользкое и опасное месиво. Как и всегда. Как только я опустил руки, я уже мог слышать ее ворчание.
"Ни слова больше." Она вполне могла запихнуть старые корки пирога в мой рот.
Как ты думаешь, что это означает, Ли?
Я лежал в постели, парализованный, мое лицо было спрятано в подушках. Амма уже заперлась в своей комнате после обеда, я был уверен, что означало, что она не знала, что происходит с моим отцом тоже.
Я не знаю.
Голос Лены через Келтинг был слышен так же ясно, как если бы она сидела рядом со мной на кровати, как обычно. И как обычно, я хотел, что бы так оно и было.
"Как он мог придумать, это? Мы говорили что-то о песнях перед ним? Мы что-то испортили?"
Что-то ещё. Именно эту часть я не говорил, и старался не думать. Ответ пришел быстро.
Нет, Итан. Мы никогда никому не скажем.
Так если он говорит о Восемнадцатой Луне …
Правда поразила нас одновременно.
Это потому что кто-то хочет, чтобы он так говорил.
Это имело смысл. Темные чародей уже убили мою маму. Мой папа только становится на ноги — легкая добыча. И он уже был мишенью однажды, в ночь Шестнадцатой Луны Лены. Другого объяснения не было.
Моя мать ушла, но она нашла способ оповестить меня, отправив Призрачную Песню, Шестнадцать Лун и Семнадцать Лун, которые застряли у меня в голове, по я наконец не начал прислушиваться. Но это сообщение пришло не от моей мамы.
Ли? Ты думаешь это предупреждение? От Абрахама?
Возможно. Или от моей замечательной мамочки.
Сарафина. Лена почти никогда не произносила ее имени, если можно было этого избежать. Я не винил ее.
Это должен быть кто-то из них, верно?
Лена не ответила и я лежал в своей постели полной тишине, надеясь, что это был один из них. Один из дьяволов, которые нам известны, из знакомого нам мира чародеев. Потому что дьяволы, о которых мы не знаем, были слишком ужасны и незнакомые нам миры были еще страшнее.