— Поразительно.
В этом единственном слове слышались изумление и гордость.
Я осторожно потянул ее вниз, и она опустилась на пол, еле различимая в слабом отблеске лунного света. Мер улыбнулась, но сразу же посерьезнела:
— Ты уверен, что нам ничто не грозит?
Я знал, что перед глазами у нее стоят спина Вудворка и руки Марли и что она не может отделаться от мыслей о позоре и крахе всего, а этого не избежать, если нас раскроют. И это еще в лучшем случае. Но я верил в свои силы.
— Абсолютно. Чтобы нас здесь обнаружили, должно произойти невероятное количество совпадений. Нам ничто не грозит.
В ее взгляде по-прежнему читалось сомнение, но, когда я обнял ее за плечи, она прильнула ко мне, нуждаясь в этом не меньше меня.
— Как ты?
Наконец-то я смог задать ей этот вопрос.
Она так тяжело вздохнула, что у меня защемило сердце.
— Более или менее. В основном грущу или злюсь. — Не отдавая себе отчета, Мер инстинктивно погладила пальцами мое колено — в том самом месте, где на моих оставшихся дома драных джинсах была прореха, которую она вечно теребила. — Больше всего мне сейчас хочется, чтобы этих двух дней не было и Марли вернулась обратно. И Картер тоже. А ведь я даже не знала его.
— Зато я знал. Он отличный парень. — Тут же мелькнула мысль о его родных, как они теперь будут без своего кормильца. — Я слышал, Картер все время говорил Марли, что любит ее, пытался поддержать.
— Ну да, пытался. Во всяком случае, вначале точно. Меня уволокли до того, как все закончилось.
Я улыбнулся и поцеловал ее в макушку.
— О тебе я тоже слышал. — Я сказал это и немедленно удивился, почему не признался ей, что видел все своими глазами. О том, что она бросилась на выручку подруге, мне стало известно еще до того, как об этом начали перешептываться во дворце. Впрочем, именно так я теперь смотрел на ее поступок: сквозь призму всеобщего изумления и, как правило, восхищения. — Я горжусь, что ты подняла бучу. Молодец.
Мер прижалась ко мне:
— Папа тоже гордится. Королева сказала, что я не должна была так себя вести, но она рада, что я так поступила. Я вообще перестала что-либо понимать. С одной стороны, это вроде как была хорошая идея, но в то же время не очень, и все равно это ни к чему не привело.
Я обнял ее еще крепче; ни в коем случае нельзя, чтобы она усомнилась в том, что было для нее естественным.
— Ты поступила правильно. Это много для меня значит.
— Для тебя?
Мне неловко было признаваться в своих страхах, но она должна об этом знать.
— Угу. Иногда я задаюсь вопросом, изменилась ты за время Отбора или нет. Тебя тут холят и лелеют, ты живешь в роскоши. Я спрашивал себя, много ли в тебе осталось от прежней Америки. То, что произошло, дало мне понять, что ты все та же, прежняя, и обстановка дворца никак на тебе не сказывается.
— О, сказывается, и еще как, но не в том смысле, — фыркнула она раздраженно. — Я постепенно прихожу к выводу, что принцессы из меня не выйдет.
Ее гнев уступил место грусти. Америка уткнулась лицом мне в грудь, как будто пыталась скрыться у меня под ребрами. Очень хотелось обнять ее и прижать к сердцу так крепко, чтобы она стала его частью, защитить от боли, которую она могла встретить на своем пути.
— Послушай, — заговорил я, понимая: для того, чтобы добраться до приятных вещей, нужно сначала разделаться с неприятными. — Беда с Максоном в том, что он актер. У него всегда такой вид, как будто он выше всего того, что происходит. Но на самом деле он обычный человек, ничем не лучше других. Я знаю, что ты испытываешь к нему какие-то чувства, иначе просто не стала бы здесь задерживаться. Но уже пора понять, что все это ненастоящее.
Америка кивнула, и у меня возникло ощущение, что я, в общем-то, не сказал ей ничего особенно нового, похоже, в глубине души она всегда это подозревала.
— И хорошо, что ты разобралась в этом сейчас. Что было бы, если бы ты вышла за него замуж, а потом узнала, каков он на самом деле?
— Согласна, — выдохнула Мер. — Я и сама об этом думаю.
Я попытался не зацикливаться на том, что она уже задумывалась о своей будущей жизни с Максоном. Рано или поздно ей пришлось бы об этом размышлять. Но теперь все уже в прошлом.
— У тебя большое сердце. Я понимаю, что ты не можешь одним махом взять и положить всему этому конец, но в том, чтобы хотеть этого, нет ничего плохого. Вот и все.
Она помолчала, обдумывая мои слова.
— Я чувствую себя полной дурой.