— Ты был ребенком.
Тристан покачал головой.
— Я ненавидел твоего отца. Он забрал тебя у меня только из-за лучшей работы. Теперь я не знаю, было ли это истинной причиной твоего отъезда, не были ли чего другого. Ты разбила мне сердце, МакКензи, и теперь ты здесь. Это за гранью.
Она не стала исправлять её имя. Вместо этого Джосси молчала, пытаясь осознать смысл сказанного. Это она за гранью? Она ни для кого не была за гранью. Её даже никогда не бывало достаточно.
— Я полюбил тебя, с тех пор как увидел, — прошептал он, целуя её шею. — Нам было по семь. Твои волосы были заплетены в косы. Ты была новенькой в нашей школе, и тебе негде было сесть в столовой. Тогда ты подошла ко мне и предложила свой пудинг, чтобы я разрешил сесть рядом.
Джосси моргнула и попыталась представить эту картину. Она никогда не пыталась вернуть воспоминания, чтобы не возвращаться в темное прошлое. Теперь она понимала, что прошлое — это не только боль, и хотела вернуть воспоминания.
— Ты разрешил мне сесть? — спросила она.
— Чёрт возьми, да. Это был шоколадный пудинг.
Он улыбнулся ей, и его зеленые глаза засияли, пока он пытался передать ей свои воспоминания. Она хотела вернуть ему улыбку, но опомнилась. Этот парень вообще реален?
— Нельзя любить в семь лет, — заявила она, убирая руки с его тела и отступая на шаг.
— Магия первой любви в том, что ты веришь, что она никогда не закончится, — процитировал Тристан. — Я никогда не сомневался в своих чувствах к тебе. Это была не щенячья привязанность и не подростковая влюбленность, это были настоящие чувства. Ты тоже любила меня, Мак.
— Меня зовут Джосси.
Она отошла еще на шаг, испугавшись внезапной смены темы. Джосси скрестила руки на груди и посмотрела на него. Похоть, жажда, боль, обида, страх — это было ей знакомо. Но не любовь. Она ничего не знала о любви.
Тристан нежно любил всего двух людей за свои двадцать два года. И обе разбивали ему сердце, каждая по-своему. МакКензи подарила ему невинность первых отношений, с ней у него было многое впервые. Их отношения были веселые и захватывающие, выросшие из крепкой дружбы. Когда она ушла, он потерял больше, чем девушку. Фиона уничтожила его суть, подорвала доверие к миру и разрушила его будущее. Теперь он стал осторожным, держался в отдалении. И всё-таки он признался в своей любви, что удивляло даже его.
Джосси думала о том, насколько противоречивым оказался Тристан. Внешне он казался сделанным из стали, готовым к уничтожению врагов, но внутри жила честная и добрая душа. Джосси крепче сжала руки. Сможет ли он спасти её? Хочет ли она, чтобы он спас её?
— Я не МакКензи. МакКензи мертва.
Она должна была провести эту границу. Она чувствовала его озадаченность, его обожание к той, кем она была раньше. Когда-то он принадлежал МакКензи. Джосси же его не заслуживает.
Тристан сделал шаг по направлению к ней, осторожно сокращая дистанцию. Он чувствовал предупреждение в её словах. Он понимал значение её жеста — обернутых вокруг тела рук, пальцев, вжавшихся в ребра.
— Но Джосси не умерла, — он говорил мягко, положив свою большую ладонь на левую сторону её груди. — Каждую секунду твои сердечные клапаны работают, заставляя его биться. Бум. Бум. — Он сделал паузу. — Бум. Бум. Ты можешь это услышать, ты можешь это почувствовать. Ты ещё жива.
Джосси глубоко вдохнула. В голове поднялся туман от его слов. Она смотрела куда угодно, только не ему в глаза. Она знала, что его сочувствующий взгляд разрушит всю её броню. Но после нескольких молчаливых вздохов, она всё же заглянула в его глаза.
Синий неоновый свет из бара отражался на его лице. На его покрытой татуировками коже вспыхивали сапфиры каждые пару секунд, превращая его то в святого, то в грешника. Прекрасный незнакомец, взрывающий её мир.
— Я так не могу, — сказала она твердо, отступая так, что его рука больше её не касалась. — Моё прошлое уже не моё. Я не хочу его знать.
— Неправда, — возразил он. — Ты искала меня, Джосси. Ты меня нашла. Ты шла за мной и наблюдала. Тебя тянет ко мне, а меня к тебе. Поэтому мы здесь.
Она моргнула, чувствую, что это правда.
— Нет, я здесь, потому что хочу трахнуть тебя.
Тристан почувствовал всю тяжесть её заявления у себя в груди. Если бы он был слабым мужчиной, она сокрушила бы его этими словами. Но он признал оборонительный маневр.
Он молчал, когда она покидала его, оставив наедине со своими мыслями, валяющимися окурками и отголоском своих шагов.
***
Джосси закрыла маркер и, наклонившись, подула на рисунок. Она наблюдала за тем, как чернила впитываются в деревянную стену, становясь матовыми. Это уже давало какой-то смысл жизни. В противоположность ей самой, бессмертие и постоянство.