Она чувствовала, как из его вибрирующей грудной клетки вырываются низкие звуки, выражающие удовольствие, в то время как он вёл их в её ещё ни разу не использованную спальню. Комната освещалась лишь светом луны, проникающим сквозь грязное окно. Тристан опустился на колени, Джосси всё ещё крепко держалась за него. В сплетении их ног и рук она пыталась стянуть с себя футболку и джинсы, Тристан, как мог, старался помочь ей в этом.
Они отважились ступить на неизведанную для Джосси территорию. Это было странно и пугающе, но настолько долгожданно. Джосси обычно держала под контролем подобные ситуации, брала, что хотела, а после покидала свое очередное завоевание. Но Тристану она желала сдаться.
Джосси лежала перед Тристаном, её кожа светилась серебряным светом в лунном сиянии. Её глаза были прикрыты, грудная клетка поднималась и опускалась в быстром ритме, она выглядела, как прекрасное создание, принесённое в жертву и ожидающее своей дальнейшей участи. Она была восхитительной и принадлежала только ему. Здесь, в тишине этой комнаты, в сиянии луны, которая сейчас светила только для них, она не была той эмоционально травмированной девушкой, она была безупречной и неповторимой.
Приблизившись к Джосси, Тристан позволил весу своего тела вдавить её в матрас. Он оставлял мягкие поцелуи на её груди и шее, ощущая языком точку, в которой бьётся её пульс. Быстрые и сильные удары её сердца помогали ему осознать реальность происходящего, тем не менее он чувствовал себя так, как будто может вот-вот взлететь.
— Тристан, пожалуйста, — просила она, приподнимаясь, держась за его плечи так, чтобы можно было видеть его лицо.
Джосси покачивала бедрами рядом с ним, ей нравилось чувствовать жёсткую ткань джинсов обнажённой кожей. Доведённая до отчаяния жаром его тела, она изо всех сил пыталась стянуть его футболку, пока он не сел и не избавился от неё сам. Поверхность его грудной клетки была искусно расписана разноцветными узорами, которые изгибались и облегали его мускулы.
Она пальцами очертила каждое изображение, а потом опустилась к ширинке на его джинсах. Она умело расстегнула каждую пуговицу, в то время как её губы оставляли поцелуи на его шее. На вкус он был как соль и благоговение.
Мускулы и сухожилия его плеч были напряжены. Её язык пробежался по щетине, покрывающей линию его челюсти, и она заурчала от ощущения приятной шероховатости напротив её губ. Когда джинсы были расстёгнуты, Тристан с лёгкостью избавился от них. Она улыбнулась, когда поняла, что он ничего не носит под ними.
Он опять опустился на неё, но в этот раз ощущения были совсем иными. Горячая плоть напротив горячей плоти, и их руки, движения которых выражали взаимное поклонение друг другу. Они чувствовали себя так, как будто время остановилось для них. Джосси пообещала себе не закрывать глаза, не желая пропустить ни секунды того, как он будет любить её, видеть его лицо, полное вожделения.
Губы Тристана дотронулись до её тела, посасывая кожу и кусая, пока она не потерялась в его ласках. Он сплёл руки с её руками, удерживая свой вес. Джосси желала сохранить в памяти ощущения того, как он прижимает её к себе, как он удерживает её не только своим телом, но и своей привязанностью. До этого момента она никогда не желала принадлежать кому-либо.
Джосси в восхищении наблюдала, как сдвинулись его брови и как затрепетали его ресницы, когда он в конце концов скользнул в неё. Она чувствовала, как растянулось её тело, принимая его, и хотела зафиксировать эти ощущения в памяти. Когда они полностью воссоединились, он успокоился и оставил сладкий, целомудренный поцелуй на её губах.
— Идеально, — прошептал Тристан.
Он задал равномерный ритм, энергичный темп устанавливался его телом помимо его воли. У него всегда был хороший секс, необременительный и доставляющий удовольствие. Но ещё никогда он не был таким. Это было чем-то необъяснимым и новым. Это было воссоединение двух потерянных душ с целью опять стать целостными, любовь, которую невозможно измерить.
— Скажи это снова, — прошептала она.
Точно зная, чего она хочет, Тристан прошептал для неё три слова, наделившие её силой.
— Я люблю тебя.
Его слова отправили её за край. Пламенный оргазм пронёсся через тело Джосси, каждый мускул был напряжен и натянут, пока она повторяла его имя. Она ощущала себя опьянённой и ошеломлённой, и абсолютно пристрастившейся к нему.
Тристан застонал от картины, представшей перед ним: её глаза крепко зажмурены, губы приоткрыты в тихом крике. Он никогда не видел ничего прекраснее.
Джосси ненавидела, как три таких коротких слова могли вызвать так много радости и в тоже время так много страха в её сердце. Она ощущала, что это может быть правдой, но у неё не хватало смелости признать, что их связь больше, нежели просто физический акт. Она держалось за привычные рамки.
— О Боже! Так хорошо, Тристан.
Джосси знала, что её слова были грубыми и далеко неромантичными, но их было легко произносить. Она не могла ответить ему таким же признанием, так что она придерживалась дикого желания между ними. Тихое хныканье сбежало с губ Тристана в момент его кульминации, его собственная эротическая мелодия.
Тристан перевернул их и обхватил Джосси руками. Постепенно их дыхание замедлялось, пульс успокаивался. Купаясь в лунном свете, они погрузились в глубокий сон, окруженные нарисованными карандашом лицами из их прошлого.
На следующее утро, в пригороде Клейрмонт, нежась в их собственном посткоитальном свете, Моника и Роб делились признаниями.
— Кажется, что это слишком скоро, но я просто знаю, что для меня ты тот самый, — сказала Моника, лёгким движением очерчивая дорожку волос на его животе, идущую к резинке его боксеров.
— Для меня всё так же. Я люблю тебя так же, как бисквиты и подливку.
— Ха. Лучше тебе на самом деле любить бисквиты и подливку, — подразнила его она.
— Конечно, мэм.
— Кажется, как будто некоторые люди ждут свою любовь всю жизнь. Некоторые люди даже не ожидают найти её. Как так получилось, что два таких человека как мы, смогли найти друг друга? Наверное, это судьба или высшие силы, — произнеся это, Моника замолчала.
Роб кивнул, никак не комментируя её мысли о судьбе и сверхъестественных силах, ответственных за их встречу. Он не верил в такие вещи. Тем не менее, он притянул Монику поближе и поцеловал её в макушку. Он не хотел начинать полемику о её идеалах. Он просто хотел, чтобы она была счастлива, и он сделает всё, что в его силах, чтобы осуществить это.
Позже, во второй половине дня, когда они восполнили недостаток жидкости в организме и накормили друг друга, они рискнули заглянуть в Парк Бальбоа. Роб лежал на траве, подложив пиджак под голову. Нежась в теплом свете послеобеденного солнца, он хмыкнул, когда Моника пробежалась пальцами по его волосам. Они наблюдали, как играли дети и как их собаки бегали за ними. Пары гуляли рука об руку, наслаждаясь друг другом и прекрасной погодой. Когда большие реактивные самолёты пронеслись в высоте, они подняли свои лица к небу, наслаждаясь рёвом двигателей и недолгим затмением, созданным их тенями.
Они говорили о любви и жизни, о грядущих переменах, планировали своё будущее, как будто были уверены, что всё так и будет. Роб признался, что никогда никого не любил прежде. И хотя Моника не могла признаться в подобном, она была уверена, что никогда не чувствовала себя так, как сейчас. Роб жаловался на нереальные ожидания и требования по его работе и на страх провала. Так много ответственности лежало на его плечах, и временами этот вес казался неподъёмным. Моника призналась, что, несмотря на все трудности, она любит свою работу.
— Она приносит мне такое чувство удовлетворения, — призналась она. — Эти дети, которых так или иначе покинули, у них нет никого, кто бы позаботился о них. Поэтому я этим и занялась. Это моя работа — быть уверенной, что они в безопасности. Я хочу, чтобы у них был шанс реализовать свой потенциал.