— О Боже… Керри, — шептал он ей в ухо.
А потом внезапно все кончилось, словно ее грубо пробудили от сна. Его руки скользнули вверх по ее рукам, он нашел ее запястья, оторвал ее руки от своей шеи и крепко прижал их к ее груди.
— Хватит, — хрипло сказал он и, закрыв глаза, прижался лбом к ее лбу, задыхаясь так же, как задыхалась она. Потом он поднял голову и нежно погладил ее по щеке. — Нам нужно где-то укрыться, иначе вы простудитесь насмерть.
Потрясенная близким соприкосновением со смертью, ошеломленная грубой реальностью его поцелуев, Керри ничего не ответила, опасаясь, что если она заговорит, то он догадается о ее тайном желании. Артур поднял ее с земли, крепко взял за руку, и Керри пошла рядом с ним, спотыкаясь, не думая ни об отдаленных раскатах грома, ни о реке, с ревом бегущей рядом, равнодушная ко всему, кроме тепла его руки, утешения и безопасности, исходящей от нее, и желания ощутить эту руку на своем теле.
Артур отыскал некое подобие навеса, где река прорыла под берегом промоину, а ветки деревьев почти не пропускали дождя. Там как раз хватало места, чтобы спрятаться двоим. Он помог ей снять такое количество мокрой одежды, которое позволяло не выходить за рамки приличий, потом разделся сам.
Керри молча опустилась на землю, в смятении от поцелуя, который пробудил в ней какие-то давно спящие чувства. Это пробуждение казалось последней соломинкой — вся тяжесть ее жизни, отчаяние и страхи, надежды и беды обрушились на нее, и она опять не сумела сдержать слезы. Она попыталась удержать их остатками воли, но внезапно ее поглотило и захлестнуло смертельное отчаяние.
— Прошу прощения, — жалобно пролепетала она, смущенная тем, что не могла остановиться.
Артур ничего не ответил; он опустился рядом с ней на землю, молча обнял ее за плечи, положил ее голову себе на грудь и принялся поглаживать по спине долгими успокаивающими движениями. Керри плакала, пока не выплакалась до конца. Последнее, что она слышала, перед тем как уснуть, — ровное биение его сердца у себя под щекой.
Господи, да что же он такое делает?
Что за безумие охватило его, какая чудовищная глупость втемяшилась ему в голову? Артур смотрел на спящую рядом с ним женщину, на блестящую путаницу локонов, темными спиральными лентами обвившихся вокруг ее лица. Ее ресницы, густые и черные, были мокры от слез, кожа на щеках цветом напоминала опал. Хорошенькая вдовушка…
Но ведь она вдова бедного фермера, который легкомысленно обосновался в крохотной долине на краю дикого шотландского нагорья!
Артур отвел глаза и уставился в черное небо, нависшее над такими же черными горами.
Что же, Господи, что он такое делает? Какие силы вмешались в его жизнь, заставив оказаться здесь, в безлюдном краю, в неожиданном качестве защитника хорошенькой молодой вдовы, потерявшей дорогу к дому? Защитник. Но разве он может вывести ее из этой пустыни? И как он умудрился угодить в эту пустыню вместе с ней? Проклятие, ведь он понятия не имеет, что им теперь делать!
Только идти. Да, идти дальше, и тогда они, в конце концов, либо вообще исчезнут с лица земли, либо встретят какие-нибудь признаки цивилизации.
Он снова посмотрел на нее. Господи, эти губы! Он ведь хотел всего лишь утешить ее, хотел лишь один раз ее поцеловать.
Верно.
Но что еще хуже — она отвечала ему с такой страстью, с таким невероятным желанием, что при одном воспоминании об этом его охватывало возбуждение.
Он должен честно признаться себе, что эта женщина увлекла его задолго до поцелуя, набросила на него петлю, как только отправилась на поиски реки Тей. Она была бесстыдна и ранима, смела и робка одновременно. Ее жизненные трудности, каковы бы они ни были, придали ее глазам решительный блеск, который мгновенно сменился восторженным сиянием, как только она заговорила о Гленбейдене, о Большом Ангусе, о Мэй и Томасе. Она прошла много миль, она упала в реку, она целовала его с яростной страстью, очевидно, давно тлевшей под этим черным бомбазином, а потом плакала, пока не уснула, как маленький обиженный ребенок.
Господи, она его измучила!
Он очарован ею.
Он очарован женщиной, которая никогда не будет ему принадлежать. Он приехал в Шотландию ради Филиппа, а не ради того, чтобы пасть жертвой таких ненадежных чувств. Конечно, он проводит ее до дому, искренне пожелает ей счастья, а затем навсегда выбросит ее из головы. Он уладит дела Филиппа и вернется в свою жизнь в Англии, где женщин вроде Керри Маккиннон просто не существует. Возможно, он и держит в руке некую шотландскую звезду, но все это скоро закончится.
Выбора у него нет. Она очаровала его, оживила его мертвое сердце, и в глубине души он прекрасно сознавал это.
Почувствовав солнце на щеке, Керри открыла глаза. Голова страшно болела, руки и ноги закоченели. Тошнотворный запах самшита и мокрой одежды вызвал у нее дурноту, и она, закрыв рукой глаза от солнца, застонала, оттого что все тело ее пронзила боль. Никогда в жизни ей не было так плохо.
— Осмелюсь заметить, я не встречал человека, который спал бы таким крепким сном, как вы, миссис Маккиннон.
Ой, нет. Керри глянула из-под руки на грязные поцарапанные сапоги, стоявшие рядом с ее лицом. Немного передвинув руку, она глянула выше, на испачканные панталоны, покрытый пятнами шелковый жилет, полочки которого развевались на утреннем ветерке, и на то, что было когда-то шелковой белой рубашкой. Рубашка была расстегнута у горла. Она заморгала, попыталась сосредоточиться на красивом лице, покрытом двухдневной щетиной, но внезапно вспомнила о своем отвратительном поведении вчера вечером и снова быстро закрыла лицо.
А он присел на корточки и отвел ее руку в сторону.
— Неужели вы решили проспать целый день?
— Вот еще! — раздраженно буркнула она и приподнялась на локтях, пропустив мимо ушей его фырканье. — Сколько сейчас времени?
Он сунул в рот темно-пурпурную ягоду и покачал головой.
— Боюсь, я понятия об этом не имею. — Он вынул из кармана часы. — Похоже, наше купание нарушило работу этого механизма. Насколько я могу определить, солнце взошло час назад, не более того.
Час. Она никогда не спит так долго. Керри резко выпрямилась и попыталась встать.
— Нам нужно идти!
Артур схватил ее за руку и помог подняться.
— Да, конечно, мы скоро пойдем. Но сначала съешьте вот это. — И он протянул ей горсть лесных ягод.
Керри с изумлением уставилась на них. Ягоды показались ей прямо-таки королевским угощением. При виде их в животе у нее заурчало.
— Где же вы их нашли?
— На рыночном прилавке, — похвастался он и, засмеявшись, небрежно погладил ее по голове. — Это лучшее, что я могу предложить, если не считать сосновой коры; но вам нужно что-нибудь съесть, прежде чем мы двинемся дальше.
Керри не ответила — рот у нее был набит лесными ягодами. Артур опять, фыркнув, отвернулся, подошел к ручью и стал на колени, чтобы напиться воды.
— Ах! — плюнул он, — Какая грязная! — И снова зачерпнул.
Наслаждаясь ягодами так, словно это была ее последняя еда в жизни, Керри внезапно вспомнила его поцелуй, и лицо ее вспыхнуло. Она отвернулась, но воспоминание упрямо не сходило с ее губ. Тот нежданный поцелуй пробудил в ней что-то глубоко запрятанное, что-то, что теперь поднималось к самому горлу.
— Должен заметить, мадам, что вид у вас вовсе не потрепанный — вы так же хороши, как и в тот момент, когда стреляли в меня. — От этого сомнительного комплимента она покраснела еще гуще. — Думаю, вам будет приятно узнать, что моя рана уже заживает. — Он подал ей одежду, которую она сняла вчера вечером, и от улыбки, которую он послал ей, Керри показалось, что кровь в ее жилах загустела.
Она выхватила у него платье и посмотрела в сторону леса.
— Мне… э-э-э… нужно…
— Конечно. Я подожду у воды.
Керри почти не слышала его слов — она уже направилась под укрытие деревьев, уверенная, что ведет себя как дура. Она ведет себя так, словно никогда в жизни ни с кем не целовалась! Но так она действительно ни с кем не целовалась.