Толпа, запах, исходящий от людей и животных, затянувшееся ожидание — все это увеличивало тревогу Артура, которая чуть было, не превратилась во взрыв убийственной ярости, когда он увидел Камерона Монкриффа. Тот въехал во двор замка на высоком жеребце в сопровождении двух верховых охранников. Монкрифф остановил коня, спешился и бросил поводья какому-то юноше, даже не взглянув на него. Артур толкнул Реджиса. Монкрифф прошел через зал и исчез в темном дверном проеме, за которым начиналась лестница, ведущая в башню; сопровождающие неотступно следовали за ним.
Реджис, увидев это, пожал плечами и снова погрузился в изучение законов. Но в жилах Артура кипела первобытная ярость. Он круто повернулся и снова заходил взад-вперед, натыкаясь на людей, которые пробирались сквозь толпу следом за ним. В голове у него стучало от сознания полной безнадежности, от ощущения своей бесполезности, и это мало-помалу разрушало его мозг. Он ничего не мог сделать, не мог пустить в ход свое влияние, не мог решить ни одну задачу, чтобы изменить ход событий. Ничего.
Наконец в зале появились судья и полицейский сержант. Судья Лонгкрир был толстым коренастым человеком, облаченным в пурпурную мантию и пудреный парик; сержант был ненамного выше и тоже коренастый. Одет он был в черную мантию и парик, который сидел на его голове несколько криво. Монкрифф, выше всех ростом, с небрежным видом шагал за ними, словно это были не должностные лица, а преступники.
Толпа подалась вперед, каждому хотелось быть выслушанным первым; судья же и шериф уселись на высоком помосте — кажется, поначалу у них вышло несогласие по поводу стульев, — потом порылись в пачке бумаг в несколько дюймов толщиной. Монкрифф расположился за их спинами. Наконец шериф вызвал первого истца.
После него судья разобрал бесконечное число споров по поводу каких-то свиней, кожаной упряжи, сена, отданного кузнецу. Прошения не иссякали — в Пертшире не было недостатка в спорных вопросах, — и тревога Артура сменилась отчаянием. Чем больше времени предоставлялось ему для обдумывания их шансов, тем больше он убеждался, что им не выбраться из этой переделки. Реджис не успокаивал его — он погрузился в книгу законов, и Артур уже начал опасаться, что совершил страшную ошибку. Этот человек, похоже, разбирается в юриспруденции не лучше, чем Ньюбиггинг.
Но когда было выслушано последнее гражданское прошение и началось заседание верховного суда по уголовным делам, Реджис внезапно выпрямился. Он поспешно извлек из нагрудного кармана очки, нацепил их на нос и позвал:
— Ньюбиггинг?
— Здесь, — ответил Артур, оглядываясь на трактирщика, который дремал, прислонившись к каменной стене. Реджис кивнул и посмотрел на Артура.
— Теперь советую вам помолиться, Кристиан, — тихо произнес он и начал протискиваться сквозь толпу к помосту. Молиться было уже поздно. Артур облизал пересохшие губы, попросил Ньюбиггинга поторопиться, чтобы не отстать от Реджиса, и сам пошел следом за здоровенным трактирщиком. Подойдя к помосту, Реджис переговорил с безвкусно одетым маленьким человечком с гусиной шеей, а потом принялся обеспокоено шагать взад-вперед, держа руки за спиной и опустив голову, а человечек зачитал вслух имена пятнадцати заседателей, избранных для слушания обвинения против Томаса Маккиннона и Керри Маккиннон из Гленбейдена. Кончив читать, человечек спросил:
— Кто выступает защитником со стороны Томаса Маккиннона и Керри Макгрегор — Маккиннон?
Реджис поднял голову и крикнул:
— Я выступаю, если вы позволите, милорд судья!
— Кто это говорит? — спросил судья Лонгкрир, не удосужившись поднять голову от бумаг.
— Мистер Реджис, эсквайр.
— Продолжайте, — кивнул судья клерку.
— Кто выступает защитником со стороны Чарлза Эдгара Монкриффа?
— Если суд позволит, я, — ответил Монкрифф. — Барон Камерон Монкрифф.
— Прекрасно. Введите обвиняемых, — приказал судья.
Первым ввели Томаса, он появился из темного дверного проема позади помоста. При виде его народ разразился криками. Томас, посмотрев на огромную толпу, растерялся. Его подвели к одной из кабинок, стоявших на помосте, и тюремщик втолкнул его туда. Томас споткнулся, но быстро обрел равновесие и повернулся к суду.
Где-то раздался крик, и толпа раздалась — всем хотелось увидеть Керри. Ее вывел из башни слуга Монкриффа. Он провел Керри по помосту, явно наслаждаясь криками «Шлюха!» и «Убийца!», раздававшимися то тут, то там. Артура бросило в жар. Ему захотелось обладать силой тысячи человек, чтобы схватить каждого из этой толпы и загнать злобные слова обратно им в глотки. Реджис бросил на него угрюмый взгляд.
Керри вошла в кабинку для осужденных, и взгляд ее обежал толпу. Артур попытался протиснуться к ней, но его бесцеремонно оттеснили назад. С ужасом он понял, что Керри его не видит. Она его не видит! Она перевела взгляд с толпы на Томаса. Они стояли друг против друга, и — благослови, Господи, Керри! — она улыбалась. В самое страшное мгновение своей жизни она постаралась утешить Томаса.
Артур упорно пробирался вперед, отталкивая тех, кто обзывал Керри, отодвигал их в стороны — он хотел увидеть ее, хотел, чтобы она его увидела.
— Я здесь, Керри! — крикнул он, поднял руку и помахал, но Керри его не увидела среди множества враждебных лиц.
Кто-то над ним рявкнул, призывая к тишине. Судья Лонгкрир наклонился вперед, опираясь тяжелым подбородком о кулаки.
— Ваше имя? — спросил он у Томаса.
— Томас Маккиннон.
— Томас Маккиннон, вас обвиняют в убийстве Чарлза Уильяма Эдгара Монкриффа из Гленбейдена. Вы признаете себя виновным?
Язвительная улыбка пробежала по лицу Томаса.
— Нет, не признаю.
Судья некоторое время рассматривал Томаса, потом повернулся к Керри.
— Ваше имя?
— Керри Макгрегор — Маккиннон, — ответила она, и голос ее прозвучал удивительно ясно.
— Керри Макгрегор — Маккиннон, вас обвиняют в убийстве Чарлза Уильяма Эдгара Монкриффа из Гленбейдена. Вы признаете себя виновной?
— Я… я, правда, убила его, милорд, защищая себя.
Ее признание вызвало в толпе глумливые восклицания. Сердце у Артура тяжело рухнуло вниз, он резко ткнул Реджиса в бок.
— Ну, сделайте же что-нибудь! — сердито взмолился он. Но Реджис ткнул его в ответ.
— Не вмешивайтесь! Я знаю, что делаю!
Судья посмотрел на полицейского сержанта, который ничего не делал для того, чтобы прекратить кровожадные выкрики по адресу Керри, и раздраженно поднял руки.
— Хватит, хватит! — рявкнул он и начал стучать широкой ладонью по столу, пока толпа не затихла. После чего, вздохнув, он кивнул Монкриффу. — Тяжесть доказательств лежит на вас, сэр, как на обвинителе. Приступайте.
Монкрифф обменялся быстрым взглядом с полицейским сержантом, сложил руки за спиной и наклонил голову.
— Моего сына убили, милорд, — четко произнес он. — Томас Маккиннон сговорился с Керри Макгрегор — Маккиннон убить его.
Он подождал, пока это обвинение распространится по толпе, и направился туда, где стояла Керри. Она не сводила глаз с судьи, подбородок у нее был высоко вздернут, и на этого идиота она смотреть не желала. Ублюдок ухмыльнулся при виде ее храбрости, а у Артура зачесались руки — так ему хотелось придушить Монкриффа.
— Ваша честь, мой близкий друг, покойный Фрейзер Маккиннон, страдал от расстройства здоровья, что и свело его, в конце концов, в могилу. В течение последних лет своей жизни он был абсолютно не в состоянии управлять собственными делами, и его средства к существованию значительно уменьшились. Он делал все, что может сделать человек в его положении, — он искал помощи у партнеров-инвесторов, но ему крайне не повезло — он купил стадо хилых коров, надеясь продать их с выгодой для себя, но они все умерли от чумы.
— Тогда Фрейзер Маккиннон, — продолжал Монкрифф, — обратился за помощью ко мне, а на следующий год — опять, потому что купленный им бык отказался покрывать коров. Оказалось, что Фрейзер не может заплатить банку, и, к несчастью, поскольку он приближался к концу своей жизни, он перестал выплачивать долги. Ко дню его смерти он задолжал мне пять тысяч фунтов, и я содрогаюсь при мысли о том, сколько он, вероятно, задолжал Шотландскому банку.