Одно письмо было адресовано леди Кристиан от мистера Реджиса, эсквайра, живущего теперь в Питлохри. О мистере Реджисе Уилли знал все. Стряпчий так поработал на суде, что судья Лонгкрир сделал его официальным защитником в Пертшире. Дела у мистера Реджиса процветали, поскольку теперь клиенты выстраивались к нему в очередь, чтобы подать жалобу на барона Монкриффа.
В пачке было еще одно, особенное письмо, и Уилли улыбнулся. Каждую неделю она спрашивала, нет ли весточки от Томаса Маккиннона или от Большого Ангуса Гранта. Он страшно не любил отвечать ей, что весточки нет. Ну вот, а сегодня он привез ей письмо, толстое, точно его рука, и прямо из Америки. От Томаса Маккиннона.
Пройдя ячменным полем, Уилли заметил, как из-за угла дома вышел лорд Кристиан. Он обнял леди Кристиан за талию и поцеловал долгим поцелуем, именно так, как мечтал это сделать Уилли.
Он вошел во двор, спугнув их, а она очень мило покраснела и пригладила волосы на виске.
— Уилли Кейт! Неужели уже опять почтовый день?
— Ага, — кивнул он и, не сумев спрятать улыбку, подал ей всю пачку. Она просмотрела, откуда письма, взгляд ее задержался на том, что было от Томаса Маккиннона. Она не сразу это поняла, но вдруг с радостным криком сунула остальные письма мужу и поспешила к дубу у крыльца, чтобы его прочесть. Два щенка побежали за ней.
Сжимая письма в руке, лорд Кристиан вопросительно взглянул на Уилли.
— Это от Томаса Маккиннона.
На лице Артура появилась улыбка.
— Вот как? Значит, этот старый пес наконец-то вспомнил о нас? Наверное, он теперь богат, как Крез. — Кристиан хлопнул Уилли по плечу. — Там на кухне тебя ждут бисквиты, малый. — И с этими словами он повернулся и пошел к старому дубу, где леди Кристиан читала письмо. Уилли видел, как лорд Кристиан присел рядом с ней на корточки, положил ей руку на плечо и заглянул в письмо.
У него становилось теплее на душе, когда он видел, как любят друг друга эти двое. Потом он пошел на кухню за бисквитами, размышляя о том, позволит ли когда-нибудь Мэри Шейн проводить себя домой, как когда-то позволила это сделать саксу миссис Маккиннон.
Эпилог
Южная Англия, Данвуди, 1848 год
Трое седеющих мужчин шли полем пожелтевшей травы, достигавшей им до середины бедер, держась на некотором отдалении друг от друга. Каждый был погружен в свои мысли. Вдруг один из них остановился у небольшой группы деревьев и стал внимательно рассматривать их, потирая шею.
— Здесь! — окликнул он остальных. — Вот оно! Его спутники обернулись и посмотрели туда, куда он показывал.
— Ага, это, должно быть, здесь, — кивнул Артур, произношение которого говорило о многих годах, проведенных в Шотландии.
— Ты уверен? Я думал, это гораздо дальше. Артур повернулся и посмотрел на Эдриена.
— Я уверен, — серьезно произнес он и повернулся к Джулиану, который уже подходил к деревьям.
Подойдя к друзьям, Джулиан поправил очки и кивнул на поваленное дерево.
— Помните? Ты стоял здесь, Эдриен, когда Артур тебя позвал.
— Помню очень ясно, — проговорил Эдриен и, словно услышав выстрел в спину, круто повернулся. — Мне это до сих пор кажется сном.
— Никогда я этого не понимал, — пожал плечами Джулиан. — Наверное, я так и сойду в могилу, не поняв, зачем он это сделал.
Они некоторое время стояли молча, и в их сердцах теснились воспоминания о том страшном утре пятнадцать лет назад, когда они потеряли друга.
— А вы помните, что сказал на похоронах Филиппа викарий? — спросил Джулиан.
— «Узрите в его смерти ценность милосердия», — с готовностью процитировал Эдриен. — Да, я помню. Я очень часто думал об этом, потому что именно это я и нашел в его смерти. Если бы не Филипп, я никогда бы не женился на Лилиане. Эта женщина научила меня истинному милосердию.
Джулиан усмехнулся.
— Ты, Олбрайт, к старости стал немного забывчивым. Викарий сказал: «Узрите в его смерти ценность любви». Я помню это, потому что тогда мне показалось это совершенной чепухой. Но как ни странно, я никогда бы не узнал истинной ценности любви, если бы не женился на Клодии. А все мы знаем, что я никогда не женился бы на Клодии, если бы не смерть Филиппа.
— Ах, вы оба ошибаетесь, — возразил Артур, отмахиваясь от них. — Викарий сказал совершенно точно: «Узрите в его смерти ценность жизни». Уверяю вас, что я прав, потому что эти слова звучали у меня в голове в течение многих лет — именно эти слова он произнес, и именно они заставили меня уехать в Шотландию… к Керри. Я никогда не сделал бы этого, если бы Филипп не вложил свои деньги так неудачно. Это путешествие научило меня ценить жизнь, о чем я до того и понятия не имел. Я не обрел бы Керри, если бы Филипп не направил меня к ней.
Джулиан и Эдриен как-то странно посмотрели на него, и Артур пояснил:
— Я хочу сказать — через посредство снов. Он так часто снился мне, даже слишком часто, пока я не решил, в конце концов, отправиться в Шотландию всего лишь затем, чтобы проводить Керри до дому.
— Ты все еще страдаешь преизбытком сентиментальности, да? — насмешливо спросил Джулиан. Артур в ответ ткнул его в плечо.
— Ух! Зачем же пихаться, дружище?
— Посмотрите сюда, вы оба, — окликнул их Эдриен, указывая на что-то вдали.
Они обернулись и посмотрели туда, где за Данди струился ручей. Там, по его поросшему травой берегу, шли три женщины — белокурая, каштаново-рыжая и темноволосая. Они не спеша, направлялись в их сторону, болтая и смеясь, как молоденькие девушки, и вдруг остановились, чтобы полюбоваться на стайку бабочек. Тут же были их дети — дочь и двое сыновей Эдриена, четыре взрослых дочери Джулиана и двое мальчишек Артура. Они резвились на пожухлой траве, старшие восторженно вскрикивали, слушая какую-то историю, которую со множеством прикрас рассказывал сын Эдриена, мальчики, сидя на корточках, рассматривали что-то в траве.
Эдриен оглянулся на деревья, около которых Филипп нашел свою смерть.
— Мы никогда не узнаем, зачем он это сделал, верно? Существует множество вопросов, на которые нет ответов. Но можно быть уверенным в одном: если бы не то холодное утро на этом самом поле, мы никогда не узнали бы и не увидели вот эту красоту, что сейчас видим перед собой. Друзья мои, Филипп своей смертью подарил нам наши жизни.
Они надолго замолчали. Наконец Эдриен повернулся и посмотрел на своих друзей — двое старых повес стояли рядом, и рука Джулиана лежала на плече Артура; Артур, скрестив руки на груди, спокойно улыбался.
Неожиданно Артур усмехнулся и покачал головой.
— Что, опять нахлынули чувства? — ехидно спросил Джулиан, весело подтолкнув друга локтем и отскочив на всякий случай в сторону.
— Честно говоря, я просто задавался вопросом…
— Каким? — поторопил его Эдриен.
— Что задумал Джулиан? Четыре дочери! Скажи честно, Кеттеринг, неужели тебе мало одного житейского урока? Неужели ты не мог как-нибудь разбавить их, например? У Эдриена, по крайней мере, хватило приличия держать своих младших детей дома, пока они не подрастут достаточно для того, чтобы появляться в обществе взрослых. В прошлом месяце, когда ты прислал всех четверых в Гленбейден, я был совершенно уверен, что ты сделал это с целью меня помучить…
— Я?! А ты-то сам? — негодующе воскликнул Джулиан. — От этих маленьких чертенят, которых ты называешь своими сыновьями, человеку захочется сбежать на другой конец земли. Ты что — собираешься сформировать шотландскую гвардию? Господи, дружище, да ведь война давно закончилась…
Эдриен засмеялся, еще раз бросил взгляд на их прекрасные семьи, а потом повернулся и поспешил вслед за своими старыми друзьями — которые, естественно, все еще спорили — дальше по полю, к тому месту, где, как уверял их Джулиан, Эдриен когда-то бросил свою замечательную трость для прогулок, чтобы освободить руки для некоей молодой девицы из таверны.