Благодаря прессу он оказался до некоторой степени сдавленным. Голова ушла в плечи, чтобы не сказать, в ребра. В результате гладкая половина лица оказалась частично прикрыта волосатой кожей груди. С точки зрения эстетической, гармонии получалось не больше, чем прежде, и решено было отделить от груди этот участок кожи и «надеть» его на неприлично до тех пор голую и в своей оголенности несколько вызывающе нахальную половину лица. В результате создавалась полнейшая иллюзия однородности. Правда, один раз они уже проглядели, что подсадили ему на глаз целый лес, каковую ошибку благополучно повторили, но, с другой стороны, зачем, спрашивается, ему теперь глаза. К тому же глаза у него были, хоть и под кожей. Глаза, в общем-то, имелись, так что никакой, по сути, ошибки допущено не было.
***Он еще лежал на операционном столе, когда хирургу, эстету по натуре, пришло в голову, что не мешало бы чуточку всюду закруглить, подскоблить и сгладить. Что он и сделал. Одна из сестер заметила, что соскоблены оказались и насущнейшие, так сказать, части, но кто-то со смехом ответил, что тем самым пациент оказался избавлен от лишних хлопот, особенно если учесть, сколь холодный прием встречают обычно те, кто, не имея ни партнеров, ни внешних данных, упорствуют в проявлении своих внутренних возможностей.
В результате этого последнего и заключительного пребывания в больнице Прекрасный П. приобрел красивую однородную форму, обретя вместе с тем возможность полностью перейти на пенсию. За предыдущий отрезок времени он успел значительно перешагнуть установленный пенсионный возраст, но поскольку не сумел подтвердить пенсионным властям свою личность, те повременили переводить его с частичного пенсионного обеспечения на полное, или, как его еще называют, горе-обеспечение.
Солнечным весенним днем медсестра выкатила его за больничные ворота и слегка подтолкнула, что помогло ему скатиться вниз под горку прямо к дому для престарелых, предназначенному, как выяснилось, стать ему родным домом до конца дней.
***Последовавшие за тем годы были блаженной порой для ПП. Десятилетия катили свои волны, увлекая за собой его круглое тело. Он полеживал на солнышке, ощущая, как подсыхает на шерсти роса, или в прохладной тени шелестящих деревьев. Иной раз он чувствовал, как тычутся своими влажными носиками облетающие листья — и понимал, что это осень.
В первое время он различал, бывало, голос дрозда или зяблика, и тогда приходило ощущение весны. Зима не доставляла ему неприятных ощущений, поскольку природа и врачебное искусство отлично вооружили его против холода. Дождей он не любил.
Для современной богадельни он был, однако, не находка и доставлял администрации немало хлопот. Давно уже было установлено, что чрезвычайно важно, чтобы каждый человек имел возможность до последнего дня чувствовать себя полезным обществу. Стариков, хотя бы для видимости, следует тренировать, чтоб предотвратить ненужное увядание тела.
С этой целью для них устраивали разные игры, приглашали на танцы и развлечения. При этом поначалу придерживались старых предписаний, рекомендовавших учитывать интересы престарелых, однако попробовали бы вы заставить кого-нибудь поиграть с ПП, например, в «колечко»! Теперь же в доме объявился новый директор, он ратовал за более подвижные игры, в которых к тому же и ПП смог бы участвовать, пусть в пассивной роли, но смог бы!
***В результате тогда был введен так называемый стариковский футбол. Трудноразрешимой для директора проблемой на предыдущем его поприще, — что, впрочем, не мешало ему проводить свои идеи в жизнь, — была проблема стариковских ног, легко ломавшихся при столкновении с грубой, враждебной поверхностью футбольного мяча. У ПП же была как раз та приятная на ощупь оболочка, по какой тоскуют стариковские ноги, и поскольку, служа в качестве мяча, он тем самым активизировался бы и как личность, то таким способом решались две важные проблемы зараз.
Возможно, кому-нибудь вне стен Дома это могло показаться возмутительным. Но, как подчеркивал директор, сам ПП вовсе не протестовал против такого обращения, активные же игроки стали получать от игры гораздо больше удовлетворения. Вскоре, кстати, вообще забыли, что он принадлежит к числу престарелых, и он благополучно занял отведенное ему отдельное место среди прочего инвентаря на складе. Что надлежит рассматривать как немалую привилегию, поскольку никто из прочих обитателей отдельного помещения не имел, а спали нередко человек по десять в палате.