— Голову твою, что ли? — уточнил я, на что таки расслабившийся братец фыркнул, поднялся с кровати и стащил с комода коробку, довольно пыльную, нужно отметить.
— Вот, целые и не помаранные, только страницу порвал одну. Так отец розог всыпал, — припомнил он, видимо, самое яркое, что связывало его с данной литературой.
— Благодарю, — принял я коробку и, уже уходя, откомментировал увиденное. — Ты, Эфихос, прибрался бы, что ли.
— Ступай, разберусь, — буркнул он, уткнувшись в «Путешествия и приключения варяга Йэблана».
И дорогу до своей комнаты я пребывал в тяжких раздумьях: сей талмуд у братца порнографического толка или имечко главного героя — следствие его богатого внутреннего мира?
Так и не решив этот жизненно важный вопрос, я безответственно на него забил, погрузившись в детские книги-наставления.
Зачитался, да и использовал по мере прочтения, и выходила такая картина, подтверждённая субъективными ощущениями:
Есть некий, связанный с сознанием (прямо или косвенно — неизвестно) инструмент оперирования эфиром. Скорее всего, орган, потому как «обратная связь» давала ощущения, сходные с работой как конечности, так и напряжённого обдумывания. То есть, сознание в подробностях и деталях обдумывало «что», следовало напряжение, и происходила эфирная манифестация в виде телекинеза (к остальному я пока не лез).
Сам орган сей не уставал, что было как описано, так и подтверждено, а вот ум уставал, факт, хотя по первости я явно излишне усердствовал.
Далее, выходило, что ряд однотипных воздействий сей эфирный орган дублирует без участия мозга. Что как описывалось, так и было подтверждено телекинезом десятка фантиков одновременно. А по сути, например, терапефт, как именовали биокинетиков-лекарей, мог оказывать комплексное воздействие на организм, взяв как образец одну клетку и продумав (а этим ограничив) «область воздействия».
Что, к слову, объясняла массу «ограничений» одарённых. Они были сверхами, но с человеческим разумом. Процессорные мощности мозга «не тянули» запредельные чудеса, которые были напрямую привязаны к материальному Миру. Хм, расплылся я в хищной ухмылке. Кибернетика… или биокибернетика?
Хотя стоп. Это не тот раздел как науки, так и прикладной деятельности, где можно «по-щучьему велению». То, что я, в основном, нахватался из фантастики, никак не сделает «счастья всем и даром». Но направление перспективное, не затронутое местными, очевидно, в силу невозможности миниатюризации вычислителей на лампах.
Тем временем, организм решил, что с него хватит надругательств (сволочь ленивая!), начав побаливать головой и угрожая усугубить акцию протеста. Ну, может и вправду имеет смысл отдохнуть, устрашился я, решив подремать.
Сказать, что я сделал это зря, нельзя. Но последствия мне не понравились, по крайней мере текущие. Во-первых, мне снилась редчайшая по пакостности дичь, кошмары запредельной гадостности, череда просмотренных фильмов ужасов и прочей непотребщины. Единственный светлый момент был в том, что, очевидно из-за шока, память Ормонда явила образ матери. Хотя вид, в момент явно перед смертью, бледной женщины с улыбкой, но на окровавленных простынях, также не добавлял сновидениям позитива.
И, наконец, пробуждение было под стать: женский, почти ультразвуковой визг. Раскрыв левый глаз (правый не открывался) я понял, что источником визга была Авдотья. И чего это она, недоуменно подумал я, пытаясь подняться.
И это получилось. С противным хлюпом: в углублении подушки было не менее пары сотен граммов крови, уже частично свернувшейся, этакого «кровавого желе». Отчистив залепленной ею же правый глаз, я полюбовался на ложе и не мог не признать некоторую обоснованность визга — кровищи как на бойне.
Тем временем, на всё продолжающийся (хоть и с перерывами на вдохи) визги подбежали родные. Визжать не визжали, но взирали на картину, представшую им, с беспокойством и даже испугом.
— Как-то так, — вклинился я «во вдох» Авдотьи. — Авдотья, перестаньте, молю, а то и вправду меня убьёте, — бесовски удачно пошутил я.
Удачно, потому как домоправительница рот закрыла двумя ладонями и визжать перестала. Впрочем, отец тут же заполнил тишину, к счастью, не визгом.
— Болит? Мутит? Где? Как видишь и слышишь? — отрывисто спросил он.
— Не болит, не мутит, вижу и слышу хорошо, — немного проверив и помотав головой и конечностями, ответил я. — Бес знает, что это такое, — констатировал я, сам с некоторым опасением смотря на ложе.
— Разберёмся, — заключил собранный Володимир, бросив на Эфихоса, добравшегося до моей комнаты с задержкой, подозрительный взгляд. — Помогите Ормонду подняться и ведите в каретную, — бросил он братьям, почти бегом срываясь в коридор.