— Всё сказали? — полюбопытствовал академик.
— Мата было в три раза поболее сказанного, но его я опустил. — признал я.
— Это вы молодец, что опустили, — покивал собеседник. — Вот же вы терн, Ормонд Всеволодович.
— Аз есмь, — не стал спорить я.
— Леший с вами, творите, что пожелаете. НО! — возвысил голос Изяборыч. — В первый, испытательный полёт пойдёт милитант. До пустоты вашей разлюбезной добираться не будет. Но атмосферные манёвры совершит. Это раз. Далее, перед вашим полётом всё, подчёркиваю, всё, проверят специалисты, и ежели вы хоть на один их вопрос, касательно безопасности, не ответите — не полетите! Ибо пусть я лжецом стану, но не убийцей таланта. Это два.
— Да, в общем-то, с вами спорить глупо, — пожал я плечами. — Вот только вопросы касательно личной безопасности. А то станут вопросы задавать о смысле жизни, куда подевались боги и прочие глупости.
— Не станут, — оповестил академик. — Значит, договорились, Ормонд Володимирович? — протянул он лапу.
— Значит, договорились, Всеволод Изяборович, — пожал я протянутое.
На том и распрощались, а то темнело изрядно. А я, шествуя по парку Академии, размышлял. Ну и злопыхал немножко, в дань тернистости своей — жизнь ценна моя, видишь ли! Достояние Полиса, куда деваться.
Впрочем, по здравому размышлению, дядьку понять можно. И сиракузянином он меня не зря обозвал, пусть и завуалированно.
Ну реально, положим, в Мире Олега появляется изобретатель, открывший, скажем, сверхсвет, биокомпьютеры и сверхпроводники, единомоменто. И будет ему, положим, лет двадцать. Так его на руках носить будут и кумирни ставить. Ентот, как его, бренд из него сотворят. Который кумир.
А у меня, если разобраться, задел выходит примерно в том же весе. Даже стыдно немного, что всё ворованое. Немного, потому что рвал я себе афедрон и рвать буду. И стараюсь, пусть и для себя, но и для других. Так что с совестью у нас военное перемирие — она меня неприцельно бомбардирует, а я от неё уворачиваюсь, заключил я, не без ехидства.
Так до самоката и добрёл, где Твёрд почивать изволил. Вот, тоже свинство моё: раз у нас с денежкой всё хорошо стало, нужен нам водитель отдельный, а то старика гоняем, который садовник и снабженец вообще-то.
Эфирно слугу переместил, аккуратно, не разбудив, на место водительское уместился, да и поехал домой, где ждали меня моя овечка и моя бабочка. Ну а что, Люцине подходит, да и имя у неё подходящее.
Так и добрался до дома, где ожидали мою персону девчонки. Овечка моя с видом печальным, бабочка — нахмуренным.
— Ты почему не фонил? — вопросила Люц.
— Экзамен менее трёх часов занял, — буркнул я. — Думал, после встречи с Всеславом Изяборычем отфоню, а то и приеду. А вон оно, как вышло. Ну не из кабинета главы Академии было же звонить? Неудобно, — нашёл крайнего я.
— Неудобно? Тебе? — с ехидством вопросила Люц, аж овечка моя покивала.
— Я, вообще-то… — начал было я, но подумал, вид покаянный принял, чело опустил. — Ну да, я бы и позвонил, но всё в делах были. Запамятовал. Простите свинтуса. Волновались?
— Волновались, — кивнула овечка. — Ну да ладно, хорошо, что всё хорошо. Пойдём ужинать, Ормоша.
— Пойдём, вепрь могучий, — явно отойдя, фыркнула Люц.
— Пойдём, моя бабочка, — отомстил я, свежепоименовав подругу под ликование Милы.
И на ужине, помимо еды, наслаждался тем, что Люц вяло отбрыкивалась от чести быть поименованной, мол, не чешуйчатокрылая она. На что Мила резонно возражала, что Люц идёт, а насчёт крылов и чешуёв — сие не показатель. Вон, Мила тоже не парнокопытная, а всё одно овечка.
— Ладно, милые вы мои овечка и бабочка, давайте думать и решать, — перекусив, озвучил я. — Должности у меня две вышло: руководитель направления полётов и куратор движителей реактивных, как и производства и исследований полупроводников. Сие хорошо, но вопрос: Мила, ты ко мне в помощницы пойдёшь?
— Я с радостью, Ормоша. Но я же и не умею ничего, — развела Мила руками.
— Ерунду не говори, твою работу секретаря два товарища Главы Управы образцовой отметили, — нахмурился я. — Кроме того, в труде нашем без тебя мы бы и не справились. Учишься и прочее… Так, погоди, овечка моя, ты что, на похвалу напрашиваешься? — возмущенно вопросил я у Милы, посверкивающей глазками. — Научила девицу плохому? — возмущенно уставился я на Люц.