Сойдя на берег, он оказался в объятиях мистера Родса и его семьи.
— Осте независим? — тут же спросил он.
В ответ на его слова раздались радостные крики и возгласы.
Он крепко обнял мистера Родса, расцеловал его детей и через несколько минут уже был в доме друзей.
Ни от кого не ускользнуло, что эта встреча приятна ему — с его лица, обычно печального, не сходила улыбка.
— Наконец-то я могу быть с вами, — сказал он. — Моя жизнь теперь принадлежит вам.
И в его голосе, казалось, звучало удовлетворение уставшего от долгой и мучительной дороги человека, который наконец-то добрался до цели и теперь может отдохнуть...
— Мы очень рады видеть вас, друг мой, — ответил ему мистер Родс. — Мы уж не надеялись на ваше возвращение. Боюсь только, что вы слишком поздно прибыли сюда!
В его словах звучало столько горечи и отчаяния, что Кау-джер услышал в них душевное волнение и почувствовал близость реальной опасности.
В этот момент в доме появились два члена комитета остельской колонии — мистер О’Нарк и мистер Брокс.
— Мой друг, — с дрожью в голосе заговорил мистер Родс, — Бог, в которого вы не верите, послал вас сюда ради нашего спасения! В колонии назревает бунт. Возможно, нам придется обратиться к чилийскому правительству с предложением забрать остров назад...
— Забрать остров! — ужаснулся Кау-джер.
Он гордо выпрямился, в глазах его сверкали молнии, а ноги с такой силой топтали почву, словно Кау-джер пытался укорениться в этой земле.
— Друг мой, после вашего отплытия произошли важные события, — продолжал мистер Родс. — Правительство Чили предложило нам стать собственниками острова при условии, что мы станем колонистами. Почти единодушно мы приняли это предложение и отказались от концессии в Африке...
— Превосходно! — прервал Родса Кау-джер, не в состоянии сдержать кипевших в нем чувств. — В заливе Лагоа вы находились бы в подчинении у португальских властей. Здесь же, на независимой территории, каждый из вас сам себе хозяин...
— Послушайте, Кау-джер, — заговорил один из членов комитета. — Острову как раз нужен хозяин... Человек, который имел бы право, мандат, чтобы заставить других повиноваться...
— Властелин! — повторил Кау-джер слово, которое возмущало все его существо.
— Если хотите — глава острова, — вмешался мистер Родс. — Человек, облеченный достаточной властью, чтобы управлять нашей колонией, чтобы на законном основании воздавать каждому по делам его, чтобы заставить признавать закон тех, кто не хочет этого делать добровольно, иными словами, управлять от имени всех на благо всех.
Кау-джер молча слушал, опустив голову.
— Сейчас же, — продолжал мистер Родс, — на острове царят смятение, волнение, беспорядок. Того и гляди, продовольственные запасы будут разграблены, а анархисты придут к власти. Все это ведет к катастрофе.
— Вы слышите шум? — обратилась к Кау-джеру миссис Родс.
Снаружи раздавались возгласы, отнюдь не напоминавшие те, которые звучали по прибытии «Вель-Кьежа».
Похоже, Кау-джер ничего не слышал. Он был погружен в свои мысли. Рушились его надежды. А его мечты об обобществлении производительных сил[292], о совместном пользовании природными богатствами, жизни, посвященной труду, но без пут, без цепей, без вмешательства какой-либо власти, не смогут осуществиться. Неужели он так и не претворит в жизнь дорогие его сердцу идеи и неужели только силой можно исправить сложившееся на острове положение?
А положение было критическим: комитет, призванный организовать жизнь на острове, оказался бессилен перед анархистами, а меньшинство пыталось навязать свою волю большинству. Кау-джер узнал от мистера Родса, что ситуация день ото дня ухудшается, приближаясь к неминуемой катастрофе. Ему рассказали о поведении братьев Меррит, а также тех ирландцев и немцев, кто следовал за ними. Они хотели, подняв знамя солидарности, установить на острове режим самый тиранический изо всех возможных... Они отказывались подчиняться постановлениям комитета, подстрекали своих сторонников к грабежу складов, присвоению материалов, расселению по острову — возможно, для того, чтобы изгнать колонистов, отважившихся не подчиниться их власти, — к захвату складов; грозили лишить земли и даже изгнать с острова тех, кто оказывал им сопротивление. И в устах мистера Родса беспрестанно звучало как проклятие слово «анархия».
Но нашло ли это слово хоть какой-то отклик в душе Кау-джера, после того как ему разъяснили всю опасность создавшегося положения? Поколебались ли его давнишние убеждения? Появилась ли брешь в его воззрениях, столь непримиримых до сих пор, столь не поддающихся лечению в отношении требований социального государства, столь непоколебимых, вопреки очевидности, к сущности явления, появилась ли брешь, через которую проникли бы более практичные, более мудрые идеи?..