Папа сказал: — Твой голос как мягкий журчащий ручей, Конни, очень-очень успокаивающий, и твои нунги выглядят довольно чертовски привлекательными в этом добротном держателе.
Ой-ой. Драка, драка!!!
Затем я услышала его шаркающего в свою спальню и поющего: — Один маленький носок в комод, два носка в комод и две пары привлекательных трусилей на голову, затем в комод, дааа!
Как удивительно.
Я крикнула вниз: — Мам, папа что ли на каком-то лекарстве? Или его брюки перекрыли ему кровопоток к мозгу?
Я сказала это.
Вати, проваливший номер 7 по шкале (это достаточный нервоспас). Он прокричал: — Джорджия... Ничего не поделаешь с тобой!
— Ох, прекрасно, я думала, мы собирались быть любящей семьёй и делать всякие вещи вместе, — я сказала.
— И вообще, где твоя сестрёнка? Она наверху с тобой? —спросил папа.
Почему я Либбина так называемая няня? Неужели недостаточно проблем с моей личной жизнью? Я не нянька своей сестре, как Малыш Иисус сказал. Или это был Робин Гуд? Не знаю, так или иначе, какой-то тип в юбке.
— Нет. Вы пробовали сушильный шкаф или корзину для кошек?
Через пять минут
Всё становится хуже. Пока мама рыскала за Бибси, папа, к сожалению, решил проверить сообщения на автоответчике.
Он услышал сообщение друга мамы. Я могла слышать его ворчание. А затем было сообщение от мамы Джоша.
У него был нервоспас всех нервоспасов. Он орал и шумел:
— Что с этой семьей??? Почему у Либби был нож для хлеба в своей спальне? Наверняка потому что ты слишком занята со своими так называемыми друзьями, дурью маешься, вместо того, чтобы посмотреть за своими детьми!
Это было в сторону мамы. Она крикнула в ответ: — Да как ты смеешь! Они МОИ дети, так ведь? Если бы ты уделил немного внимания им, это было бы чудом. Ты заботишься больше всего о своей дурацкой чёртовой трехколёсной клоунской машине.
Мама обозвала его автомобиль клоунмобилем. Хи-хи.
Папа реально проиграл.
— Эта машина–раритет.
— Она не единственная, — крикнула я.
Мама смеялась, а папа сказал:
— Хорошо, ладно, я ушёл. Не ждите меня.
Мама крикнула: — Не волнуйся, я не собиралась даже.
Дверь захлопнулась и наступила тишина.
Затем раздался звук клоунмобиля разогнанной на высокой скорости (две мили в час) вниз по дороге.
И снова тишина, только звуки жужжащие где-то вдали.
Затем говорящий детский голосок: — Мамочка, моя попа застряла в ведре.
21.30
Дорогой Бог, какой кошмар. Это отвлекло моё внимание от духовной любовной ситуации. Либби втиснулась в металлическое ведро на улице. Мы потянули её и пошевелили, но так и не смогли её достать.
Мама сказала: — Принеси мне сливочное масло из холодильника, мы можем размазать его по ней и попробуем сдвинуть её.
Конечно, у нас нет никакого масла. У нас было около чайной ложки творога, но мама сказала, что это не одно и то же.
Через двадцать пять минут
В итоге мама заставила меня перейти дорогу и спросить мистера Через Дорогу, не могли бы мы занять немного масла. Она сказала, что я могу соврать лучше.
Мистер Через Дорогу был одет в короткую ночную рубашку и я пыталась не смотреть никуда ниже его подбородка. Он ворчал о позднем ночном масляном сценарио.
— Вы собрались печь, не так ли?
Я ответила: — Эм... да.
— Но это как-то поздновато для того чтобы печь, не так ли?
Я отвечаю: — Ну, это экстренная выпечка, она должна быть испечена до завтра.
Он спросил: — А что ты печёшь?
Откуда чёрт возьми я знаю? Я врала. И также единственный вид кондитерских изделий, который я знала, это были пирожные, которые получила из пекарни любви. Робби эклер, Масимо крем рог и ещё я запомнила Дэйва Тортика и быстро сказала:
— Эмм, мы печём торты. Для глухонемых. Это для благотворительности.
— Торты для глухонемых? У меня есть масло. Мне нужно будет спуститься в кладовую, чтобы взять несколько пачек.
И он скрылся рысью.
И в этот момент появился, Грубиян Младший и полный обалдуй, Оскар.
Он посмотрел на меня и сказал: — Йоу, как делихи, сучка?
О чём он говорил и в чём он вообще был одет? У него были огромные джинсы около 50-го размера, который был слишком велик для него. Ему приходилось ковыляться, как больная утка, чтобы не дать им спасть. Он потягивал их каждые пять секунд. Каким эффектно наглым и печальным он был. Я просто посмотрела на него, когда он ковылял к кухонной стойке. Он потянулся, чтобы взять с полки банку «Кока–Колы» и на мгновение забыл о своих слоновых джинсах, и они спали на его лодыжки. Я оставила его стоять там, в своих трусилях с Паровозиком Томасом.