Но когда это долговязое и кучерявое недоразумение появилось у меня на пороге, я, будучи счастливым обладателем температуры выше тридцати девяти, смогла сделать только вымученное обиженное лицо и демонстративно промямлить, что я с ним больше не разговариваю. И о том, что вышла встречать своего друга в одном махровом халате и босиком я подумала как-то отдаленно. Надо отдать должное Андрюхиному самообладанию: целовать мне пятки, рассыпаясь в извинениях, он не стал, а просто спокойно прислонил к стене чехол с гитарой, разулся, снял куртку и, пройдя в ванную, начал мыть руки, как ни в чем не бывало поинтересовавшись:
— Ну, хоть покормишь?
Его безмятежность меня обезоружила настолько, что я (гордая и независимая женщина, черт возьми), как миленькая пошла разогревать этому нахалу гречку. Ладно, пусть моя гордость спишет все на хворь окаянную…
— Сонь, тебя сегодня пол-универа искало! — присаживаясь на табуретку за стол, начал рассказывать Андрей. — В деканате интересовались, надолго ли ты заболела…
— Ага, меня о том же спросили, — вяло поддакнула я.
— С философского тебя искали, — продолжил мой друг. — И все, главное, ко мне лезут, будто я…
Я хищно сверкнула глазами, из-за чего Андрей осекся и не стал обозначать свою важность для меня в глазах других. Следующие минут десять он просто молча ел гречку, залив ее перед этим молоком. А я, не в силах больше стоять на ногах, рухнула на табуретку и, сложив руки на стол, тяжело опустила на них голову.
— Может тебе это… Полежать, что-ли?
— Одна я лежать не собираюсь, в постель отправлюсь только с тобой, — тут же отозвалась я, не подумав, как прозвучала моя фраза со стороны. Подняв голову, я встретилась с испуганными голубыми глазами Андрея. Лицо его выражало полнейшее смятение. Но мне стало так лень что-либо объяснять, что я просто вымученно закрыла глаза и зажмурилась.
— Сонь, я не думаю, что… — прокашлявшись, начал бубнить Андрей. — Я, конечно… Ты не подумай…
— Господи! Андрей, ну я не про постель тебе в смысле… «постели»! — голова начала болеть еще сильнее. — Я тебя позвала, чтобы ты меня спас от самоедства! Так что будь добр, жуй свою жесть с молоком, бери гитару и потрынькай мне что-нибудь мелодичное…
— Страдать в одиночестве я тебе не дам, Сонька! — как-то оживился Андрей, поняв, что я имела в виду. Мой друг всегда радовался, когда кто-то добровольно просил его сыграть. Поэтому, выпрямившись, он заорудовал ложкой быстрее, а вскоре встал из-за стола и, вымыв за собой тарелку, пошел в коридор.
— Ну ты идешь? Нет? — спросил он, заглянув в кухню.
Спустя минут двадцать, я уже мирно спала под тихую мелодию, которую наигрывал Андрей. Мне иногда казалось, что если он захочет, то может так просидеть сутками, пока пальцы не отвалятся. Но каждый раз, когда он останавливался, и музыка затихала, я невольно вздрагивала, просыпалась, открывала глаза, встречалась с легкой насмешкой друга, а потом, снова отключалась, погружаясь в жутковатые сновидения.
Сквозь гитарную мелодию ко мне пробивались голоса, наперебой говорившие что-то, постепенно злясь все сильнее и сильнее… Я закрывала лицо руками и только шептала «забери, забери…»
С трудом разлепив веки, я обнаружила перед собой обеспокоенное лицо Андрея и еще одно лицо какой-то пожилой женщины. Мне вдруг стало невообразимо холодно. Меня просто колотило, халат, промокший практически насквозь, спускался с плеча. Кто-то убрал с лица промокшие волосы, а потом повернул меня на бок. Я зачем-то попыталась сопротивляться, но выходило у меня очень вяло.
— Сонь, тебе жаропонижающее сейчас вколят, лежи смирно, — голос Андрея раздался у самого уха.
— Васильева! Софья, посмотри на меня, — сделав укол, врач повернула меня на спину и взяла мое лицо в ладони. — Деточка, у тебя температура высокая. В больничку поедешь?
— А вы кто? — язык почти не слушался, но разум ясно понимал, что женщина, сидевшая рядом со мной, не являлась нашим участковым.
— Скорая. Твой друг вызвал, — терпеливо ответила женщина. — Давай, Соня, соберись. Поедем в больницу?
— А можно не ехать? — как-то по-детски спросила я.
— Можно все, что угодно, если ты за это распишешься, — грубо ответила женщина. Ее явно не устроил мой ответ. Но от мысли, что меня увезут в больницу, я начинала паниковать.
— Мужчина, — это, видимо, было адресовано Андрею. — Родственники у девочки есть? За ней сможет кто-то понаблюдать? Вы с ней живете?
— Вообще, нет, но я с ней останусь, — уверенно заявил Андрей.
— Тогда бери листок и записывай…
Я слышала их сквозь пелену головной боли. Кажется, врач несколько раз повторила, что если опять будет такая температура или судороги, снова вызывать скорую. Думаю, если они приедут опять, то точно заберут меня.
Как ушла скорая, я уже не слышала. Я снова провалилась в беспокойный сон, полный усталости. Периодически просыпаясь, я слышала, как где-то жужжит мой телефон, как Андрей с кем-то разговаривает… Но о чем, я не могла разобрать. Веки, будто свинцовые, слипались. В какой-то момент, Андрей заставил меня сесть на минуту. А когда голова снова коснулась подушки, я с удовольствием отметила, что он поменял наволочку на подушке, ведь та совсем промокла…
Проснулась я рано утром. Морозное солнце пробивалось сквозь щель в плотных шторах, отчего луч света разделил кровать пополам. Я присела и огляделась. Андрей, расстелив на полу покрывало с моей кровати, лежал, закинув руку за голову, и спал. Я вдруг почувствовала к нему такую благодарность! Рядом со мной, на кровати, лежал мой халат, а на меня была надета одна из моих футболок. Блин, неужели он меня переодел?
Чувство благодарности тут же сменилось смущением. Я спустила ноги на пол и, чуть подождав, пока пройдет легкое головокружение, встала.
Самочувствие было в разы лучше. Жуткий голод давал о себе знать, ведь я не ела почти сутки, голову все еще мучила боль, но по сравнению со вчерашней, эта была простой ерундой. И горло. Жутко болело горло. Зато температуры явно не было.
Я на цыпочках прошла мимо Андрея, чтобы выйти на кухню. Надо выпить что-нибудь горячего. Да и Андрея накормить, он же всю ночь, наверное, со мной промучался.
— Мать, ты чего вскочила?! — хриплый голос Андрея раздался из коридора. — Дуй в кровать!
— Андрюшенька, тебе же в универ надо! Я тебе сейчас приготовлю…
— Соня, иди лежать! Тебя вчера колотило не по-детски! Не пойду я в универ, с тобой останусь!
— Как же, не пойдешь?!
— Либо я остаюсь… Либо я звоню твоей маме, — Андрей наклонил голову на бок. Ладно, убедил. Я примирительно выставила руки перед собой и послушно легла в кровать, натянув одеяло до шеи.
— У тебя телефон надрывался. С мамой я поговорил, — спокойно начал рассказывать Андрей, когда вошел за мной в комнату. — Все нормально, можешь не переживать. Я сказал, что ты телефон свой у меня забыла. Сказал, что верну тебе с утра, так что поговори с ней потом. Машка беспокоилась, я с ней тоже поговорил… Сказала мне, чтобы я тебя не убил ненароком.
— Вот балдося… — вздохнула я, закатив глаза.
— И тебе еще Глеб какой-то писал постоянно. Потом звонил два раза. Я хотел даже ответить, но, думаю, это не мое дело.
Он говорил это без тени обиды. Андрей всегда уважал чужие отношения, и ко мне, как я и всегда была уверена, испытывал исключительно дружеские чувства. И с какой-то стороны, я была просто счастлива, что Андрей не стал разговаривать с Глебом. Вдруг это спугнуло моего дорогого маньяка? А больше всего на свете мне не хотелось терять его.
Я вдруг подумала, какой же я счастливый человек… Столько людей вокруг беспокоятся обо мне, звонят, переживают. Мой друг сидит ночи на пролет, ухаживает за мной в болезни.