— Андрюш, спасибо тебе большое.
— Чего? — из-за того, что он расстегивал чехол гитары, он не расслышал меня.
— Спасибо, говорю, — я вдруг смутилась. Андрюха ухмыльнулся и снова чуть приосанился. — Что остался и… вообще…
— Да на здоровье, Сонь! — он улыбнулся, обнял гитару и начал играть арпеджио. А я, чуть спустив одеяло, закрыла глаза и, расслабилась…
***
«Солнышко, как ты?»
«У меня есть материал, который подошел бы для твоей конференции, только я не уверен, подойдет ли он по теме. Напиши, какую тему тебе надо взять»
«Маньяков в городе много, а ты молчишь. Это заставляет меня беспокоиться»
Я читала его сообщения и, кроме волнения, чувствовала невероятное смятение. После того единственного «разговора», мне было ужасно неловко что-либо ему говорить. Просто разговор этот получился до того личным, что я не понимала, как мне себя теперь с ним вести… Я практически вывернула перед ним всю душу наизнанку.
И он это понял.
«Надеюсь, ты в порядке. Потому что прошлой ночью мне так не казалось»
Как ни странно, когда тебе кажется, что ты полностью контролируешь ситуацию, о чем бы речь ни шла, как правило, ты, сама того не понимая, оказываешься на верном пути, чтобы запустить ее дальше некуда. Конечно же, есть исключения — волевые люди, настолько владеющие собой, что их можно смело причислять к святым. Но не поддаваться на соблазны невероятно сложно. Особенно, когда ты обычно изо всех сил стараешься во всём всем угодить. И это даже не срыв. Нет.
Сначала я думала, что от этой переписки ни с кого не убудет. Никто не потеряет от этого. А уж после того, как Глеб подогнал мне курсовую, от которой философы на кафедре пришли в полнейший экстаз, я, можно сказать, еще и в выигрыше осталась. Ну, если подумать.
Потом я зашла чуть дальше, подпустила его к себе ближе. Хотя такое сравнение всегда вызывало во мне улыбку. Я понятия не имею, кто этот человек, где он сейчас и встретимся ли мы с ним когда-нибудь.
Но после того разговора, в котором он не произнес ни слова, я поняла одно. Я зашла слишком далеко. Потому что каждое его слово, каждое сообщение я ждала с таким волнением! Глупо отрицать, что он для меня ничего не значит. Глеб с уверенностью искусного манипулятора прочно занял место в моем сердце. Хотел он этого или нет, специально или совершенно ненамеренно… Это факт.
А вот теперь самое забавное: это же, мать его, полнейший абсурд!
Но что наша жизнь без этих самых абсурдов? Правильно — вялое, скучное времяпрепровождение. И пусть я пожалею об этом… Но Глеб — слишком желаемый соблазн для моего сознания и мироощущения, чтобы от него отказываться и прерывать всякое с ним общение.
«Я приболела немного. И теперь у меня есть куча времени на подготовку! Скинешь мне на почту материал?»
Думаю, что не стоит все-таки открыто показывать ему, как мне нужен был тот разговор. Наверное, сейчас сделать вид, что ничего не было — самое правильное решение.
«Конечно!» — тут же пришел ответ от Глеба.
***
Температура больше не поднималась выше положенного. Андрей, убедившись, что мне лучше, все-таки отправился в универ и заглядывал пару раз на неделе, пока я болела. Он приносил с собой задания, лекции и подробности происходящего в универе. Мне правда казалось, что он ведет себя немного странно. Будто скрывает что-то… Но когда речь идет об Андрее, слово «странно» было всегда уместным и абсолютно нормальным. Хоть я и считала, что со мной он чудит меньше всего. Что ж… Видимо, не у одной меня могут быть секреты.
А вот со своим «секретом» я все десять дней своего больничного листа усиленно готовилась к конференции. И, что удивительно, похоже, этот чертовски эрудированный Глеб зажег во мне интерес к этому нудному, как мне казалось, предмету — философии. Я зачитывалась материалами, которые он мне скидывал. Переписку мы теперь вели и по смс, и по почте, обсуждая прочитанное. В моей голове все четче и четче вырисовывался образ взрослого, умного мужчины, который может взглянуть на мир с высоты прожитых лет и с мудростью относиться ко всему, что он видит. Почему-то мне казалось, что он намного старше меня. Он представлялся мне темноволосым высоким красавцем с легкой проседью, аккуратной бородой и светлыми живыми глазами…
Правда потом моя память, словно желая опровергнуть этот образ, услужливо подкидывала мне моменты и фразы из переписок, когда он вел себя, словно озорной мальчишка. И это начинало сбивать с толку, снова погружая в сомнения, что я веду себя слишком беспечно. А я же успокаивала себя только тем, что такой умный мужчина обязательно найдет в себе место для живой радости и азарта…
Азарта.
Я внезапно подумала об Иване Андреевиче. Перед глазами тут же возник его прожигающий взгляд и улыбка. Такая… Такая злобная, что-ли… На душе вдруг стало так пусто и противно.
«Ну что, красота, сегодня выходишь с больничного?»
Тепло в миг растекается по телу, я стою на остановке, ежась от холодного ветра и спрятав нос в теплый платок, замерзшими пальцами набираю ответ.
«Да! Наконец-то!»
«Будешь показывать своему преподу то, что мы приготовили?»
И опять перед глазами холодное надменное лицо. Глаза, почти черные в тусклом освещении пустой аудитории и его издевательское «удиви нас всех»…
На миг мне даже ехать расхотелось, ведь совершенно неизвестно, подойдет ли для конференции подобранный Глебом материал. Вдруг Иван Андреевич все это засмеет? Тогда…
Тогда что?
Определенного ответа мой мозг так и не придумал, зато в голову пришла другая мысль. Я покажу это все Анастасии Сергеевне. Да. Уж она-то сможет адекватно отнестись к этому вопросу. Она ко мне абсолютно непредвзята.
Да. Так и сделаю.
Кивнув самой себе, я торопливо направилась к подъехавшему автобусу и, положив телефон в карман, зашла внутрь, так и не ответив Глебу.
Иногда бывает так, что ты заранее вырисовываешь в воображении свой предстоящий день. Почти поминутно: обнимаешь друзей, идешь с ними до деканата, чтобы отдать справку куратору, отвечаешь на надоедливые вопросы старосты, вливаешься в курс последних событий и сплетен, стоя на открытом балконе нашего корпуса и пытаясь прикурить сигарету неработающей зажигалкой…
Я была полна воодушевления и радости, когда вошла в универ и шла по длинному коридору к нашему корпусу. Но, когда у деканата я встретила странные взгляды однокурсников, немного разбавленные какой-то неприязнью, мне вдруг стало не по себе. Мы предполагаем, а Бог располагает. И, похоже, мои предположения никак не совпадали с планами небесной канцелярии. Я стала перебирать в памяти, что я сделала не так, с каких это пор простое отсутствие по болезни вызывает столько негатива, а главное, что здесь, черт возьми, происходит.
Увидев Машкину пышную рыжую шевелюру в толпе, я торопливо подошла к ней и Максу, но, когда та повернулась ко мне, в ее глазах читалась обида и надменность, будто я только что демонстративно плюнула ей в лицо.
— Маш? Что… — сбивчиво начала я, не понимая, в чем я успела провиниться, что все буквально сбились в кучку от меня.
— Отвали.
Я нервно сглотнула, когда Маша брезгливо дернула плечами, сбрасывая мою ладонь, и взглянула на Макса. Он смотрел на меня как-то недоверчиво, будто не решаясь, чью сторону ему выбрать. Но, даже несмотря на то, что он недавно сам называл Машу мегерой, он повернулся и ушел, вслед за ней.
— Что, блин, происходит?!
Спросила я, не обращаясь ни к кому и ко всем сразу. Но мои однокурсники только брезгливо отводили глаза, во всю стараясь изображать полную незаинтересованность.
— Васильева! — к деканату подошел куратор. Строгая молодая женщина, одетая в брючный костюм. — Васильева!
Она быстрым шагом пересекла рекреацию и подошла ко мне почти вплотную.
— Ты что, переводиться собралась? С факультета уходишь?!
— Чего? — моргнула я, округлив глаза. — С чего вы… — я постаралась взять себя в руки. — Откуда такая информация? Никуда я не перевожусь!