— А почему тогда тебя отправляют от философского факультета? Почему они нам ничего не сказали?! Мы в последний момент узнали! А они, видите ли, уже недели две как приняли решение!
— Да меня и не спрашивали! Поверьте, моим мнением мало кто интересовался! — недовольно ответила я. — Я вообще… Думаете, я хочу туда ехать?! Что вообще происходит?! Меня не было десять дней!
— Васильева, — Оксана, наш куратор, схватила меня под локоть и отвела в сторону ото всех студентов. Оглядевшись и убедившись, что ее никто не слышит, она, понизив голос, спросила. — Я не знаю, что у тебя с Романовым. Мне все равно, но это, знаешь ли, просто возмутительно. Тащиться за любовником на конференцию, не давать шанс студентам с философского! Ты знаешь нашего заведующего. Он уперся, говорил, что не отпустит, когда Анастасия Сергеевна пришла снимать тебя с занятий на время поездки. Но потом пришел Иван Андреевич. И Романов положил на стол приказ от своего отца. От ректора. А потом сказал, что если формальности волнуют нас больше, чем престиж университета, то он и перевести тебя может, если захочет! Ты сама понимаешь, как это выглядит?! Тебе-то оно зачем?! Я никогда не думала, что такая умная девочка, как ты, будет себе пробивать дорогу вот «таким» способом…
Ее слова растворялись в моей голове, оседая зыбучим песком, поднимаясь вверх ядовитым облаком. Меня не было всего лишь десять дней, а мою жизнь и судьбу перелопатили, как только можно! Это… Этого всего просто не может быть!
— Оксана Валерьевна… — я старалась говорить спокойно, но голос дрогнул моментально, а в горле застрял ком. Я вздохнула, пытаясь собраться и заглушить обиду злостью. Мои кулаки невольно сжались. — У меня. С Романовым. Ничего. Нет. Я ненавижу Ивана Андреевича всем сердцем. И я не хочу. Ехать. На эту. Конференцию.
Почти каждое слово я говорила, выдерживая паузу, будто стараясь этим убедить ее. И не расплакаться.
— Пожалуйста, — я подняла глаза на нее, и мне показалось, что ей стало меня жаль. Взгляд женщины смягчился и наполнился какой-то безысходностью. — Пожалуйста, Оксана Валерьевна. Прошу, поверьте мне… — повисла пауза. Я заплакала. — Пожалуйста, — снова повторила я.
— Я тебе верю, Соня, — горько проговорила куратор. — Не знаю я, зачем они это затеяли. Но против ректора никто не пойдет. На следующей неделе, во вторник, ты поедешь. — твердо сказала она, а потом с жалостью проговорила. — Я не знаю, как тебе помочь.
Закрыв глаза, я слышала, как отдаляется стук ее каблуков. Неужели Маша с Максом действительно думают, что я сплю с этим придурком ради своего продвижения? Неужели она, та, кто кидала на него томные взгляды, в надежде, что он простит ей прогулы, осуждает меня за несуществующую интрижку?! Теперь понятно, почему однокурсники на меня так смотрели…
— Сонь… — передо мной возник Андрей. Взгляд его был полным сожаления. Он стыдливо опустил голову. Он потянулся ко мне, но, передумав, засунул руку в карман. — Сонь…
В моей голове едкой горечью возникла мысль — он знал. Он прекрасно знал, что творится в универе, но не стал мне ничего говорить. Почему?!
Я смотрела на него, будто стараясь разглядеть ответ на свой вопрос, и когда меня осенило, мне вдруг стало до смешного обидно! Он не сказал, потому что боялся, что это правда!
— Ты тоже считаешь, что я на такое способна?! — слова вырвались из моей груди нервным криком, и я побежала в коридор, чтобы поскорее скрыться ото всей этой грязной лжи.
Забежав в туалет и распахнув настежь окно, я вздрогнула от обжигающего холодом ветра. Истерика рвалась наружу, но злость клокотала в моих жилах еще больше. Хотелось ударить каждого, чей взгляд я на себе чувствовала. Хотелось… Хотелось…
Так вот значит, как ты собрался мне мстить.
Не-на-ви-жу.
========== Глава 6. ==========
Он был явно чем-то недоволен.
Между бровями пролегла глубокая складка, на скулах то и дело играли желваки, а с каждой перевернутой страницей Иван Андреевич делал глубокий и усталый вздох. Я наблюдала эту картину вот уже больше двадцати минут. И с каждой минутой я все больше и больше приходила в ужас от того, что ближайшие несколько дней мне придется провести в его обществе. И мне даже толком пожаловаться будет некому. Ну, кроме Глеба, конечно же…
Иван Андреевич в очередной раз глубоко вздохнул и скривил губы, чуть приподняв брови, будто высказывая выражением лица свое полное негодование по поводу того, что он прочитал в газете.
С момента, как мы встретились, прямо здесь, в купе нашего поезда, мы не обменялись ни словом. Даже не поздоровались друг с другом. Когда я вошла, он, взглянув на меня как-то чересчур раздраженно, молча взял мой чемодан и запихнул его наверх, даже не поинтересовавшись, понадобится ли мне что-нибудь из него. Затем сел на кушетку и, развернув газету, бесплатно раздаваемую в метро, принялся бегать глазами по строчкам неинтересных статей, судя по всему только для того, чтобы не встречаться взглядом со мной. Ну, а я, конечно же, не поблагодарив этого кретина за чемодан, просто уселась напротив него и принялась сверлить его взглядом, мысленно жалея, что не умею этим взглядом испепелять.
Благодаря Козлу Андреевичу, я в одно мгновение лишилась доверия своих друзей, доверия деканата (о Боги! Скольких же мне стоило сил наладить с ними отношения!) и заработать себе самую грязную, отвратительную и мерзкую, а главное — лживую репутацию во всем университете! Я знаю, почему вы так вздыхаете. Вас просто вымораживает, что я на вас ТАК смотрю. Но не дождетесь, Козел Андреевич. Ехать далеко, а терпение у меня ангельское! Не зря же я столько с детьми маленькими работала…
В очередной раз перелистывая страничку, он все-таки бросил на меня быстрый взгляд, после чего снова вздохнул, только теперь уже глубже, чем в предыдущие разы, облизнул губы и поджал их. Мой ненавидящий взгляд ты будешь чувствовать на себе еще долго…
— Может чайку, Сонечка? — не отрываясь от статьи как ни в чем не бывало поинтересовался Иван Андреевич. Я настолько опешила его невозмутимому тону, что не сразу нашлась, что же ответить, и в итоге просто пару раз глупо раскрыла рот, как рыба, в конце концов просто промолчав. Чайку. Сонечка!
— Выпейте яду, Иван Андреевич, — таким же будничным тоном ответила я и изобразила на лице издевательскую улыбку, когда он, усмехнувшись, поднял на меня глаза.
— Мда… И правда, умная, милая и ласковая девочка, — пробормотал он в ответ. Я прищурилась. Что он несет? — Про тебя так Оксана Валерьевна сказала. Вчера. И сказала, что зря я так с тобой поступил. Представляешь, Сонечка? — Именем моим он буквально припечатал всю свою неприязнь ко мне. Я выжидающе молчала. Понятия не имею, о чем он говорит, но похоже на то, что куратор нашего курса не смогла промолчать, поняв, в какую ситуацию я попала.
— И вспоминая наш с тобой разговор, помнишь тогда, при первой нашей встрече? После моей лекции? Когда ты, наконец, осчастливила меня своим присутствием… Вспоминая твой неумелый шантаж, — он опустил газету на стол и в упор посмотрел мне в глаза. — Мне стало даже интересно: и КАК же, Сонечка, я с тобой поступил? М-м?
Я сжала челюсть, с трудом сдерживая свое возмущение. Уверена, он прекрасно знает каждую сплетню, которая гуляет по университету. Не знаю, задел ли его мой шантаж или здесь замешано что-то другое, но я действительно ума не приложу, зачем ему самому-то это все? Ведь все эти слухи и его выставляют в худшем свете.
— Вы хотели чаю, Иван Андреевич? — я почти прошипела эти слова. — Так оторвите ваш распрекрасный зад от сиденья и свалите уже за чаем.
— И вежливая, — он продолжал улыбаться. Я от души постаралась эту улыбку передразнить, оскалившись одними зубами. Умом я понимала, что сильно рискую, говоря с ним в таком тоне, но мы еще не доехали до города, а меня уже выворачивало от его присутствия. Если подумать, что он мне сделает? Поспособствует тому, что меня выгонят из универа? Да после всего, что мне пришлось вытерпеть из-за Козла Андреевича, мне скорее всего придется переводиться.