Формаль-ность. Из-за которой мне придется глупо улыбаться всем и каждому, таскаясь следом за Иваном Андреевичем, будто безликая тень. Добрый день. Да. Взаимно. Мне тоже очень приятно. Добрый. И вам, благодарю. Да, на четвертый день выступаю. Конечно, буду рада. Всего доброго.
А вечером можно обнять «белого друга» и выблевать весь этот официоз, чувство собственной ничтожности и презрения к самой себе.
Все эти мысли посетили меня за обедом, но вопреки их содержанию, я сидела за столом и вовсе не улыбалась, а кисло ковырялась ложкой в супе, пока не поняла, что почти все сидевшие со мной за одним столом в ресторане гостиницы уже поели, а передо мной кроме не съеденного супа уже лежало и второе, и десерт, благоухающий пряно-сладким ароматом.
Люди потихоньку начали вставать из-за стола, а я все-таки принялась за суп, лениво, но с удовольствием провожая спину моего педагога, удалявшегося из ресторана. Когда за небольшим круглым столом я осталась одна, откуда-то и аппетит вдруг появился и, кажется даже, настроение. И даже телефон наконец-то осчастливил меня мелодичной и такой долгожданной трелью.
«Когда тебе на конференцию? Материал подошел? Как преподаватель, не пристает?»
Я улыбнулась, отвлекшись от еды и, прежде чем начала строчить ответ, пришло еще одно милое сообщение.
«Привет. Я соскучился»
Несколько секунд я наслаждалась тем, как тепло растекается по телу, когда я прочла эти слова. Потом я чуть прикрыла глаза, будто стараясь сохранить, запомнить это приятное чувство и, с удовольствием положив в рот ложку супа, принялась набирать ответ.
«Я»
«Так»
«Тебе»
«Рада»
И, решив, что это самые искренние слова, которые я могла бы сейчас сказать Глебу, я отправила их по очереди друг за другом. Ответ не приходил долго. Я успела доесть и второе, и уже принялась за десерт, когда телефон вновь затрезвонил.
«Солнышко) Так, не отвлекаемся. Пристает? Нет?»
Я глупо хихикнула в голос. Обернулась, испугавшись, вдруг кто-то наблюдает за моей радостью, которой мне не хотелось делиться абсолютно ни с кем. А потом ответила.
«Нет. Не пристает. Просто бесит.»
«Ну, тогда я спокоен. Пиши, Соня, не теряйся.»
Я, прочитав его ответ, решила, что на этих теплых словах не нужно более ничего добавлять пока. А еще твердо решила, что ни за что теряться не буду. И обязательно напишу Глебу. В конце дня. Когда смогу сбросить с себя усталость и негатив…
***
Весь вечер я буквально порхала, окрыленная всего лишь несколькими СМСками. Хотелось обнять всех и каждого, по дороге в концеренц-зал, и, кружась под несуществующие звуки вальса, добраться до своего места. Рядом с которым и восседал мой конвоир. Хотя, наверное, в данном контексте, это определение не совсем верное. Скорее, мое вынужденный антикомфорт.
Иван Андреевич мельком взглянул на меня, и от глаз моих не ускользнуло то, как на его лице промелькнула понимающая улыбка. Будто он догадывался, что могло так осчастливить девушку, если она в хорошем расположении духа.
— Может, тебе шапку надеть, Сонечка, а то вся прямо светишься! Прикоснешься — подожжешь!
— Завидовать не хорошо, Иван Андреевич.
— Поделись, на чем сидишь? — прошептал он, наклонившись к моему уху. Теплое дыхание мягко прикоснулось к щеке. В тот момент я считала, что никому не удастся вывести меня из равновесия, поэтому и ответ мой был более чем циничным.
— Вам не поможет, Иван Андреевич, пепел не горит.
Я сказала это и тут же пожалела. Каким бы он ни был подонком, я же совсем не такая… А глядя на него, можно было бы подумать, что я действительно задела его за живое.
— Я не то хотела…
— Проехали, — отрезал Иван Андреевич и, вернувшись к изучению программы предстоящего заседания, больше ко мне не поворачивался.
Все два часа я старательно изображала крайнюю заинтересованность, хотя внутри меня все буквально верещало от сожаления. Вернее, одна часть меня. Вторая упорно пыталась заткнуть «верещание», мотивируя убийственным и убедительным «ну сказала и сказала, ну и хрен с ним». Но удивительный талант к самонакручиванию, переживаниям у женщин вообще заложен генетически, а у меня так еще и прокачан до небес, так что к концу заседания я искусала себе все губы, косясь на молчаливого педагога.
— Иван Андреевич, — шепотом позвала я, когда ухоженная женщина лет сорока из конкурирующего университета с блеском выступила со своим докладом и принялась отвечать на вопросы. Но Иван Андреевич, будто не услышав меня, просто поднялся со стула и тихо удалился из зала, оставив меня в одиночестве глупо хлопать глазами, провожая его спину.
Мы все совершаем ошибки. Иногда они тщательно обдуманные, просто являются для нас меньшим злом, которое мы осознанно выбираем и, к сожалению, промахиваемся. А иногда они настолько спонтанные, необдуманные и глупые, что, совершив их, мы запоздало кусаем локти. Учитывая, сколько ненависти и злости было у меня к тому человеку, что сейчас бесследно пропал из отеля, я бы пару дней назад и предположить бы не смогла, как же мне будет жаль за собственные слова. Я не просто задела его. Я по-настоящему задела его за живое. Судя по всему, насыпала нефиговый такой пуд соли прямо на рваную рану в душе. Хотя, если задуматься, кому будет приятно, если о тебе скажут подобное…
Зал постепенно пустел, рядом со мной один за другим освобождались стулья. Нижнюю губу неприятно покалывало, а ладони почему-то вспотели. Нет. Ну, нет! Ну не может быть такого, чтобы я вот ТАК переживала из-за него.
Или… Может?
То, что Иван Андреевич умело корчил из себя опасного мудилу, вовсе не означало, что он таким является на самом деле. По крайней мере, в моих представлениях, опасные мудилы не реагируют так остро на метко попавшую правду. Думаю, они бы даже не придали бы малейшего значения таким словам. Потому что не посчитали бы нужным слушать таких, как я. А я… А чем, черт возьми, тогда я лучше него, раз позволила себе так обижать человека?
— Девушка!
Я вздрогнула и оглянулась. В зале не осталось никого, кроме меня и молодого охранника, стоявшего у входа и поигрывавшего ключами в одной руке. Я молча и торопливо встала, не посчитав нужным извиниться, и, схватив стопку бумаг, которые Иван Андреевич так и оставил на своем стуле, быстрым шагом направилась в коридор, к лифту.
Зайду в номер и извинюсь.
Смело. Это как-то слишком смело. Я вдруг представила себе его лицо, когда буду стоять перед ним с виноватым видом и извиняться. Не представляю, что может обрадовать его больше, чем чужие унижения. Может, не стоит так торопить события? Может, он вообще не из-за моих слов ушел? А что? Может у него где-нибудь ставка горит? Срочная и внезапная потребность сыграть в картишки… В… Как его? В преферанс!
Поднявшись к номеру, я несколько мгновений так и стою, застыв с ключом в вытянутой руке. Он же сам мне сказал «проехали». Так будь же, Васильева, нормальным человеком. Иван Андреевич, вон, проехал. Проезжай и ты!
Боже! Ну за что ты меня наделил такой самоедливой совестью?! Так же жить невозможно!
В тот момент, когда я уже почти решилась все-таки зайти в номер, у меня назойливо зажужжал телефон. Тихо выругавшись, я взглянула на экран, на котором было написано «Андрей М.». Настроение в конец испортилось. Я повернулась спиной к двери, облокотившись на нее и сползла по ней вниз, поджав ноги к себе и держа в руках жужжащий телефон.
Ничего. Скоро конференция закончится, я вернусь домой и переведусь. У меня появятся новые друзья…
Глаза против воли наполнились слезами. Никогда не думала, что дойду до такого. Сижу в коридоре гостиницы, за несколько сотен километров от дома, за дверью ненавистный человек, перед которым мне до жуткого стыдно, а в телефоне, на другом конце лучший друг, которого даже слышать не хочется…
Интересно, что бы мне на это сказал Глеб?
Что-то внутри всколыхнулось, стоило сознанию просто вспомнить имя, так горячо полюбившееся мне за это время. Андрей перестал трезвонить, и я раскрыла сообщения и принялась было изливать Глебу свою душу, но, кажется, карма решила поприветствовать меня именно в этот момент.