— Сколько бы герцог вам ни предлагал, желая купить ваше молчание, я дам вам больше. Я не хочу, чтобы вы были в убытке из-за того, что помогаете мне.
— Я и себе помогаю, — ответил тогда Торнтон.
— Но вы много трудитесь и очень добры!
Петрина подумала, что готова отдать все свое состояние, лишь бы спасти графа от двух женщин, которых ненавидела. И сейчас, глядя на подходящего к ней Николаса, она радовалась, что одним выстрелом убила двух зайцев: избавила графа от необходимости жениться на леди Изольде и поддерживать связь с Ивонной Вуврэ, которая обманывала его.
Глава 6
— Мистер Ричардсон, я возвращаю брошь и браслет, которые надевала вчера, — сказала Петрина, — и хочу узнать, могу я подобрать что-нибудь из драгоценностей для сегодняшнего вечера?
— Разумеется, мисс Линдон, — ответил Ричардсон. — Что вы хотели бы: ожерелье или брошь?
— Наверное, ожерелье. У меня шелковое платье цвета бирюзы, и, думаю, бирюзовое ожерелье очень к нему подойдет.
— Уверен, что так.
Ричардсон отпер сейф и вынул несколько кожаных футляров, в которых хранилось с дюжину ожерелий.
Коллекция стэвертоновских драгоценностей была столь велика, что содержала украшения из почти всех известных камней — бриллиантов, рубинов, изумрудов, сапфиров, бирюзы и топазов. У Петрины разбежались глаза — одно ожерелье было краше другого, и какое из них подходит ей больше? Одних только бирюзовых ожерелий было три: с бриллиантами, с жемчугом и еще одно, довольно пикантное, с сапфирами и рубинами.
Петрина все еще решала, какое больше подходит к ее вечернему туалету, когда дверь комнаты отворилась и она услышала, как слуга сказал:
— Я принес ключи от дома в Парадиз-Роу, сэр.
— Благодарю, Клементс, — невозмутимо ответил Ричардсон, — повесь их на доске.
На стене была доска с крючками, на которых висели ключи от всех комнат Стэвертон-Хауса и, как предполагала Петрина, от других домов, принадлежавших графу.
Она не могла удержаться от удовлетворенной улыбки, поняв, что Ивонна Вуврэ освободила дом в Парадиз-Роу от своего присутствия, а граф себя — от связи с ней.
История с пожаром получила огласку — сначала только на страницах «Курьера», а затем была перепечатана в нескольких других. Одновременно с этим появились листовки с карикатурами, изображавшими герцога и Ивонну в компании пожарных, заливающих пламя. Особую пикантность происшествию придавало то обстоятельство, что пламя было вызвано пиротехникой и большой опасности не представляло. Виновник события остался неизвестен. Одни считали, что это злая шутка случайного прохожего, другие утверждали, что это дело рук озорников мальчишек.
Как бы то ни было, событие вызвало большой интерес в обществе, и, хотя Петрина никоим образом не могла узнать, что обо всем этом думает гриф, она не сомневалась, что после этой скандальной истории он перестанет покровительствовать Ивонне Вуврэ.
Ее план сработал, и Петрина была довольна.
Поднимаясь наверх, чтобы переодеться в платье для верховой езды, она на секунду задержалась у двери графа. Ее страшно занимал вопрос, так ли просто он расстался с леди Изольдой.
Вдовствующая герцогиня чувствовала себя не вполне здоровой, и Петрина зашла к ней сказать, что во время верховой прогулки ее будет сопровождать грум.
— У тебя веселый, счастливый вид, дорогое дитя, — проницательно глядя на улыбающуюся Петрину, сказала старая герцогиня.
— Сегодня прекрасный день, мэм, и я хотела бы только одного — чтобы и вы чувствовали себя получше.
— Я постараюсь встать к ленчу, — ответила герцогиня, — но если это потребует слишком больших усилий, вы меня должны извинить.
— А если так, то я поднимусь к вам и позавтракаю вместе с вами, — пообещала Петрина.
— Сначала надо бы узнать, что делает Дервин, — сказала герцогиня. И вдруг воскликнула: — Ну конечно? Я совсем забыла! Он сказал, что поедет в Чизвик на призовой матч, который состоится в Остерли-парк.
— Ну тогда мы действительно будем завтракать вдвоем.
Петрина вышла из спальни герцогини и поспешила вниз по лестнице.
Ее норовистая кобылка уже ожидала у подъезда. Рядом стоял графский желто-черный фаэтон, тоже наготове. В него была впряжена вороная четверка, которой Петрина с каждым разом восхищалась все больше и больше: другую такую четверку трудно было бы отыскать во всей стране. Девушка подошла и ласково потрепала лошадей по холке.
— Я забыл спросить вас, — раздался голос графа у нее за спиной, — как ваши успехи в верховой езде. И научились ли вы править упряжкой?
Петрина не слышала, как он подошел, и, обернувшись, увидела, что граф стоит совсем рядом, как всегда элегантный, с чуть насмешливой улыбкой. Сердце девушки екнуло.
— Эбби мной очень доволен, а вы говорили, что он один из лучших кучеров, — пролепетала Петрина.
— Ну, если Эбби доволен, — протянул граф, — значит, вы действительно очень хорошо правите и, полагаю, однажды захотите попробовать свои силы и на этих лошадях?
Глаза Петрины загорелись от радости.
— А можно? Это было бы самым замечательным подарком с вашей стороны.
— Тогда вам нужно назначить день, когда вы пригласите меня покататься, — улыбнулся граф.
Глаза Петрины засияли, как две звезды, и она подумала, что он еще никогда не смотрел на нее так благосклонно.
Но как раз в этот момент их разговор перебили.
— Извините, — сказал чей-то голос, — это вы — мисс Линдон?
Петрина и граф обернулись и увидели подошедшего к ним пожилого человека. Вид у него был, как у почтенного лавочника, и Петрина сказала:
— Да, это я.
— Извините, что побеспокоил вас, мисс, но тот джентльмен говорил, что вы гарантируете оплату всех закупок. Я занимаюсь мелким бизнесом, а вам был выписан такой большой счет!
— За что? — спросила Петрина, не понимая, о чем идет речь.
— За фейерверк, мисс.
Петрина замерла.
— Фейерверк? — удивленно переспросил граф. — А кто его закупал?
— Это было в начале прошлой недели, сэр, и все закупил мистер Торнтон, но у него не было денег, и он сказал, что мисс Линдон заплатит. И еще он сказал, что она проживает в Стэвертон-Хаусе. Поэтому я не беспокоился, когда он унес товар с собой.
— А какого это было числа?
В голосе графа зазвучали нотки подозрения, и у Петрины появилось такое чувство, словно сейчас она упадет в пропасть с высокой скалы и разобьется насмерть, а предотвратить это невозможно.
— Это было шестого июня, сэр, — ответил лавочник.
Граф взял счет, достал из жилетного кармана два соверена и подал их лавочнику, который стал рассыпаться в благодарностях. Не слушая его, граф повернул к дому, бросив на Петрину беглый взгляд.
Она и так знала, без слов, что должна последовать за ним, и она последовала и вошла в холл с таким ощущением, что ее ведут на казнь. Лакей открыл перед ними дверь кабинета. Петрина вошла, граф молча проследовал за ней — раздался лишь звук закрываемой двери.
Положив счет на письменный стол, граф с минуту глядел на него. Сердце Петрины билось так густо, что она опасалась, как бы он не услышал его стука в наступившей тишине. Наконец граф резко сказал:
— Я желаю, чтобы вы все объяснили!
Петрина на мгновение замерла.
— Это... чтобы... спасти вас, — едва слышно вымолвила она.
— Спасти меня? Что вы хотите этим сказать?
— Леди Изольда... заплатила газетному репортеру, чтобы он напечатал... кое-что неприятное о вас.
Граф был искренне изумлен:
— Да о чем вы? Я ничего не понимаю!
— Я... правду говорю, — ответила несчастная Петрина — Я нашла мистера Николаса Торнтона в саду в тот день, когда у вас обедал принц-регент.
— Николас Торнтон? Кто такой?
— Это репортер из «Курьера».
— Вы говорите, он был в саду? Почему же вы не позвали слуг, чтобы они вышвырнули его прочь?
— Он мне сказал, что леди Изольда заплатила ему десять соверенов и за это он должен был сообщить... когда она уедет из Стэвертон-Хауса... А она собиралась сделать это после... отъезда... других гостей... под утро.