— Неизвестно. Я даже не знаю, жив ли мой собственный отец. С тех пор, как меня утащили и посадили за решетку, я не слышал никаких новостей ни из Кингстон-Корта, ни из Раш-Холла.
Гордон был так сильно избит, что почти не сознавал, что происходило до того, как его погрузили на корабль, который должен был отправиться в колонию.
— Прежде чем я смог вернуться в Англию, прошли годы, и к тому времени моя семья меня уже не интересовала.
— Если нам повезет, оба наших отца уже отправились в мир иной, в место намного более жаркое, чем Ямайка, — усмехнулась Калли. — Кстати, Карибы показались мне прекрасными, хотя рабство отвратительно.
Гордон поморщился:
— Перевозку рабов из Африки отменили и давно пора запретить само рабство, но у очень многих плантаторов значительная часть их капитала связана с рабами, поэтому они утверждают, будто не могут себе позволить освободить их. Отвратительная ситуация.
— Именно это сказал Мэтью, когда я пыталась убедить его дать его рабам свободу. Плантация, соседняя с нашей, принадлежала квакерам. Они своих рабов освободили и тем, кто пожелал остаться, стали платить жалованье. Но Мэтью заявил, что у него недостаточно денег, чтобы сделать то же самое. — Калли вздохнула. — Если сравнивать с другими рабовладельцами, то он был лучше большинства. Разрешил мне взять деньги на строительство церкви для рабочих и закрывал глаза на то, что я хожу в жилища рабов, чтобы учить их читать и писать.
— Это ведь незаконно?
— Да, но Мэтью не вмешивался. Мы с ним стали друзьями. Ему нравилось иметь хозяйкой дома молодую красивую жену, и он был не очень требовательным. Мы неплохо ладили друг с другом, пока я не обнаружила его любовницу и их детей. Это было… настоящим потрясением.
— У многих мужчин есть любовницы, но неожиданно узнать… Наверное, тебе было больно. Как это случилось?
— Однажды я поехала кататься верхом не в том направлении, как обычно, и наткнулась на милый маленький коттедж, построенный в таком месте, которое было трудно найти, хотя он находился и недалеко от хозяйского дома. Возле коттеджа был Мэтью с Сюзанной и детьми. Она была красивая… и мне стало ясно, что они счастливая семья. — Калли глубоко вздохнула. — Это был один из тех моментов, которые резко меняют жизнь человека.
Гордон кивнул:
— Я понимаю. В таком месте, как Ямайка, рабыня может быть любовницей, но она никогда бы не смогла стать его женой. И как же ты справилась с этим открытием? Я задаю слишком личный вопрос, но мы уже выяснили, что мы оба — любопытные существа.
— От неожиданности я резко дернула поводья, и лошадь чуть не сбросила меня на землю.
— Хорошо, что ты опытная наездница.
— Да. После того, как успокоила лошадь, я увидела, что у Мэтью вид одновременно смущенный и воинственный, а Сюзанна и ее прекрасные дети в ужасе.
— Почему в ужасе? Ты выглядела так, будто готова всех убить?
— Вероятно, — призналась Калли. — У меня была репутация сильной и вспыльчивой женщины, так что Сюзанна со страхом думала, что я могу сделать. То влияние на Мэтью, какое у меня было, я использовала, чтобы убедить его улучшить условия жизни рабов. Я уговорила Мэтью уволить жестокого надсмотрщика и проследила, чтобы работники получали приличную еду и медицинскую помощь. Но это не означало, что у нее не было оснований бояться, что я могу сделать при тех обстоятельствах.
— Мэтью тоже боялся тебя?
— Не исключено. Я всегда обращалась с ним вежливо и уважительно, однако у меня более сильный характер, чем у него. Рядом со мной он робел.
— Что же ты сделала после того, как узнала о тайной семье твоего мужа?
— Сюзанне и ее детям я сказала, что им нечего меня бояться, а Мэтью — что мы поговорим об этом позднее.
Гордон собирался спросить, как прошла беседа Калли с мужем, когда с улицы вдруг раздались громкие голоса. Гордон в два шага пересек комнату и погасил лампу. Калли хотела спросить, что он делает, но он быстро закрыл ей рот ладонью и прошептал:
— Там английские солдаты, подозреваю, что они ищут, чем поживиться. Лучше, чтобы они не обнаружили ни этот коттедж, ни моего коня.
Она кивнула. Гордон убрал руку, но не отодвинулся от Калли. В кромешной темноте он остро чувствовал ее присутствие, ощущал ее тревогу, но и храбрость тоже.
Грубые голоса уже звучали отчетливее — мародеры подобрались ближе. Гордон понял, что солдаты обсуждают, какой из домов лучше ограбить. Его губы сжались. Очень тихо, чтобы голос не было слышно даже на расстоянии ярда, он прошептал:
— Это не те войска, что вошли в Вашингтон с генералом Россом. Вероятно, эти явились из лагеря, который англичане разбили около города.