– Я говорю о леди Джейн, – пояснил Ричард.
– Ах, о ней… Бедная ревнивая дурочка! Не вздумайте жениться на ней, ваша светлость. Я знаю, что говорю. Она очень быстро надоест вам. Вы только подумайте, она вообразила, что я представляю для нее опасность!
Герцог как завороженный смотрел на нее.
– Удивительно, не так ли? Да и кто может обратить внимание на тебя – такую невзрачную, некрасивую, с плоской грудью? – Он ухмыльнулся.
– Не стоит заходить так далеко, – покачала головой Эванжелина. – Кстати, кто эти друзья, которым ты хочешь меня представить? – Девушка думала о Джоне Эджертоне. Она должна улучить момент и поговорить с ним.
Тем временем они оказались в огромном холле особняка.
– Прости нас, Ричард, – обратился к герцогу красивый джентльмен, выходя из тени. Он посмотрел на Эванжелину. – Я Филип Мерсеро, – представился он. – Виконт Деренкур. А это моя жена Сабрина. Нашего ребенка еще не видно, но жена уверяет, что дочка чувствует себя хорошо.
Молодая леди с копной золотисто-каштановых волос, опиравшаяся на руку мужа, подняла вверх голову и засмеялась:
– Простите его, мэм. Это правда, что я жду ребенка, и Филип мечтает о маленькой девочке, а вот я уверена, что у нас родится мальчик. Ох, прости нас за опоздание, Ричард, но к нам заехали Роан и Сюзанна Каррингтон. Они не смогли составить нам компанию и просили выразить тебе сожаления по этому поводу. Так что мы опоздали, но все-таки приехали.
– Ну да, вас не то двое, не то уже трое, – улыбнулся Ричард. – А это Эванжелина де ла Валетт.
– Здравствуйте, – сказал Филип, взяв ее руку и поднеся ее к губам. – Насколько я понял, вы взяли на себя заботы об Эдмунде. Если Сабрина настоит на том, чтобы родить мальчика, я бы хотел иметь такого же сынишку, как Эдмунд.
– Он самый лучший из всех мальчишек. А вы знаете, что я сумела обойти вас, милорд? – улыбнулась Эванжелина. – Я подарила Эдмунду игрушечный пистолет, и он перестрелял всех павлинов в Чеслее. А сейчас разрабатывает с Баньоном план – я буду разбойником с большой дороги, а он меня поймает и застрелит. Эдмунд сказал, что вашим подаркам далеко до моего.
– Шалунишка! – воскликнул Филип. – Чего я только не дарил ему за эти годы, а он предпочел все мои подарки одному вашему! Ричард, потолкуй с сыном! Убеди его, что лишь добрые отношения с представителями его пола уберегают мужчин от того, чтобы оказаться под женским каблучком.
Рассмеявшись, Эванжелина заметила, что Сабрина как-то странно поглядывает на своего мужа.
– Боже мой! – воскликнула она. – Что вы делаете?
– Вы имеете в виду то, как я смотрю на Филипа?
– Да. Как вам это удается?
– Это секрет. Видите ли, мать Роана, леди Шарлотта – самая прекрасная женщина на свете – давала мне уроки кокетства. Она научила меня строить глазки, так что я могу соблазнить мужа в любой момент.
– Потрясающе! – похвалил ее Ричард. – Кстати, я слышал, что леди Шарлотта уехала в Россию с каким-то красавцем.
– Нет, в России она была прошлым летом, – покачал головой Филип. – Или в Венеции? – Он посмотрел на жену и сам скосил глаза к переносице. – Она меня тоже обучила строить глазки, так что я делаю это не хуже твоего. Уж не знаю точно, чему там Шарлотта выучила ее, но действует это безотказно.
– С другой стороны, – заговорил Ричард, – вы женаты меньше года. Что-то я не слышал, чтобы мужчина столь нуждался в постоянном кокетстве жены.
Филип наклонился к самому уху герцога и громко – так, чтобы дамы слышали, – прошептал:
– Не расхолаживай ее, Ричард. Она вообразила себя настоящей Вирсавией <В Библии одна из жен царя Давида, мать Соломона.>, и мне это нравится.
– Еще бы тебе это не нравилось, – усмехнулась Сабрина.
Тут Эванжелина краем глаза увидела Джона Эджертона, стоявшего в дверях гостиной и смотревшего прямо на нее. Она улыбнулась друзьям герцога, которых, скорее всего, никогда больше не увидит, и промолвила:
– Простите, я порвала платье и хочу попросить служанку зашить его. К тому же мне надо кое-что сказать сэру Джону. Рада была познакомиться с вами, милорд, и с вами, миледи. – Она ушла, не дождавшись ответа.
Герцог смотрел ей вслед. Он видел, как Эванжелина с Эджертоном вышли из гостиной. “Что, черт возьми, происходит?” – в сотый раз спрашивал он себя. Ричард почувствовал, что от ярости у него напряглись все мышцы. Неужто все-таки сэр Джон Эджертон?..
– Похоже, тебе удалось влиться в их семью, – заметил Эджертон, выводя Эванжелину на маленький балкон в библиотеке.
Было холодно, полная луна сияла прямо у них над головами. На темном небе мерцали мириады звезд, но ничто не волновало Эванжелину.
– Подумать только, ты оставила виконта и виконтессу Деренкур, чтобы поговорить со мной! – ухмыльнулся негодяй. – Кстати, герцог вожделеет тебя. Впрочем, думаю, ты об этом знаешь, женщинам всегда известны такие вещи.
– А мне кажется, что герцог скоро просто выбросит меня в окно, – холодно проговорила девушка.
– Осмелюсь ли я попросить тебя выражаться точнее? Хотя нет, у нас мало времени. Я не хочу, чтобы наш дорогой герцог что-то заподозрил. Ты здесь, в Лондоне. Я не давал тебе разрешения уезжать из Чеслея. Объясни, отчего ты ослушалась меня? Твое объяснение должно быть достаточно убедительным, а то как бы крошка Эдмунд не оказался в холодной могилке со своим пистолетиком в руках. – Он расхохотался, заметив, какой ненавистью сверкнули глаза Эванжелины. – Дети умирают так легко. – Подонок щелкнул пальцами. – Не вздумай предавать меня.
– Выслушайте же меня, мерзавец, – дрожащим голосом заговорила девушка. Она ненавидела и боялась его. – Вы задушили миссис Нидл. Бедная женщина никому не сделала ничего плохого. Разве вы не видели? Я в ответе за ее смерть, потому что у меня хватило глупости упомянуть при вас ее имя. Черт вас возьми, это вы убили ее!
– Но в ответе за это ты, моя дорогая. Не ляпнула бы лишнего, и старая ведьма продолжала бы варить свои снадобья, но ты сказала мне кое-что и вынудила действовать. Я всегда действую, когда это необходимо. И если только ты вздумаешь предать меня, я тоже не буду сомневаться. Так почему ты приехала в Лондон?
– Я приехала сюда потому, что мне невыносимо было оставаться в Чеслее.
Джон Эджертон медленно вытащил из жилетного кармана табакерку и ловким, привычным движением открыл лакированную крышечку. Затем осторожно насыпал себе на ладонь немного ароматного порошка и вдохнул его. Негромко чихнув, Эджертон неторопливо защелкнул крышку.
– Какая ты нежная и ранимая, Эванжелина, – наконец промолвил он. – Это мне по нраву. Теперь я не стану опасаться того, что ты выложишь все свои секреты герцогу, рассчитывая, что тот сможет спасти тебя и твоего отца. Нет, ему это не под силу, этого никто не сможет сделать. И не забывай про Эдмунда. Пожалуй, я позволю тебе остаться здесь.
– Мне долго этого не вынести, – пролепетала девушка. Она чувствовала себя такой несчастной, что едва не выла от горя. – Пожалуйста, оставьте меня. Я достаточно сделала, отпустите меня.
– Заткнись, Эванжелина. Тут мы одни, но вокруг полно слуг, которые могут нас услышать. Мне вовсе не хочется давать какие-то объяснения. А теперь, если ты успокоишься, я скажу, что не стану наказывать тебя за ослушание. – Он помолчал, глядя на табакерку. – Дело в том, что и здесь, в Лондоне, ты можешь быть полезной.
– Я не могу, – прошептала Эванжелина. – Не могу. Пожалуйста, прошу вас. Ну как вы не понимаете? Я не могу, прикрываясь лишь тем, что защищаю отца и Эдмунда, продолжать заниматься вашими делами, если вы убиваете невинных людей!
– Не надо истерик и театральных поз, успокойся и выслушай. Как ты, возможно, слышала от лорда Петтигрю или от других. Наполеон может в любое время вернуться в Париж. Все решится скоро, очень скоро. И тогда ты будешь свободна. Обещаю.
Она ничего не понимала. Наполеон на свободе? Господи, этого не может быть!