– Черт бы тебя побрал! – опять выругался он.
– Я упала в обморок? – недоуменно пробормотала она. – Со мной такого никогда не было. Надо же, ты снял с меня одежду. Мое тело в синяках, исцарапано, но, по-моему, ничего серьезного нет. Я думала, что сломала ребра, но, кажется, они целы.
Ричард прикрыл глаза. Прошлой ночью он сам искал на берегу предателя. Он, как никто другой, знал, как трудно вскарабкаться на голый, отвесный утес, как тяжело плыть в одежде в ледяной воде, сопротивляясь безумной силе прилива. Затем герцог зло произнес:
– Я рад, что ты не погибла прошлой ночью, потому что теперь я сам смогу убить тебя.
– Я и так буду наказана, так что тебе не стоит думать об этом. Но ты должен помочь мне убежать. Да, должен! Ты же не повесишь меня сам.
– Итак, ты решила исчезнуть из моей жизни так же неожиданно, как появилась? Нет, Эванжелина, я не выпущу тебя из виду. – Он откинул одеяло и посмотрел на се рапы. – А ты ведь и впрямь хороша, тебе это известно? Прими мои комплименты. Но тебе вовсе не стоило беречь для меня свою девственность. Я ждал, что ты окажешься несведущей в любовных утехах женщиной, а вышло так, что ты невинна. Подумать только, что меня, герцога Портсмута, ненавидящего Наполеона и желающего ему смерти, пекущегося о благе Британии, прошла какая-то кузина, и ей было совсем нетрудно это сделать. Этому должно быть какое-то объяснение, правда, боюсь, я еще не скоро получу его. – Ричард стянул одеяло вниз, обнажив ее ноги. Девушка не шевельнулась: у нее не осталось сил бороться. Он положил руку ей на живот. – Единственный уголок твоего тела, на котором нет синяков, царапин и ссадин, – заметил он.
Она попыталась оттолкнуть его, но Ричард крепко держал ее.
– Прикрой меня, – попросила она. – У меня нет сил…
– Было бы глупо сопротивляться мне сейчас. Скоро я тебя прикрою, но сперва хочу убедиться в том, что на твоем теле нет серьезных ран.
Из пылкого любовника он превратился в чужого человека, кипящего гневом. Закрыв глаза, девушка отвернулась, а Ричард стал осторожно ощупывать ее ребра.
– Ты права, все ребра целы. Можешь считать, что тебе повезло. Нет, не двигайся, тебе нельзя. По-моему, ничего серьезного пет. Лежи спокойно, а я принесу кое-что из снадобий миссис Нидл.
Так Эванжелина и лежала обнаженной, думая о том, что будет с ней, с ее отцом, с Эдмундом. Когда Ричард вернулся, лицо его было спокойным и решительным.
– Лежи спокойно, – еще раз велел он.
Она почувствовала, как его пальцы осторожно втирают снадобье и самые глубокие царапины. Внезапно девушка ощутила, что руки его дрожат.
Словно почувствовав на себе взгляд герцога, Эванжелина медленно открыла газа. На ее губах мелькнула горькая, беспомощная улыбка.
– Я не хотела причинять тебе зла, поверь мне, – прошептала она. – Но сейчас уже слишком поздно. Ты должен защитить себя, должен спрятать Эдмунда.
– Скажешь мне всю эту чушь чуть позже, а пока молчи. Он перевернул ее на живот. Спину, ягодицы и ноги женщины покрывали такие же темные синяки и чуть подсохшие раны. Герцог выругался. Эванжелина не двигалась, пока он втирал лекарство; она слышала лишь его тяжелое дыхание.
Он представлял, каких усилий ей стоило вернуться и Чеслей, и невольно восхищался силой ее духа. Если Дрю и заподозрил что-то, то ее беспечное поведение рассеяло все его подозрения. Можно не сомневаться, что Дрю считает ее глупенькой легкомысленной женщиной.
– Ну вот, – промолвил он, переворачивая ее на спину. – Дело сделано.
Пододвинув стул к кровати, он сел и забарабанил по спинке пальцами.
– Что ж, теперь кое-что мне стало понятно, мадемуазель, – задумчиво проговорил Ричард. – Например, ваше неожиданное появление в замке, ваше зависимое положение, ваше непреодолимое желание во что бы то ни стало остаться в Чеслее. Даже ваше лживое вдовство. Да, если бы вы появились здесь как невинная девушка, правила приличия потребовали бы отвезти вас к какой-нибудь женщине, которая стала бы за вами присматривать. И в таком случае ваш замысел не удался бы. – Он помолчал, вспомнив, как Эванжелина переживала из-за смерти миссис Нидл. – Я уверен, что вы невиновны и смерти миссис Нидл. Больше того, – он нахмурился, – ее смерть сильно огорчила вас. Но ведь вы знаете, кто убил се, не правда ли, Эванжелина? Не приди мне в голову пригласить полицейского, ты бы так и продолжала обманывать меня!
– Да, – ответила девушка.
Ричард припомнил, с какой настойчивостью Эванжелина рвалась в военное министерство.
– Ага, вот еще что, – продолжал он. – Ты ходила в министерство. Это ведь не было обычным дамским капризом?
– Нет, мне было приказано оставить конверт в кабинете лорда Петтигрю на второй полке книжного шкафа. Я не знаю, что было в том конверте.
– Знаешь, по-моему, настало время рассказать мне все, Эванжелина. – Увидев боль в се глазах, он замолчал. Но выбора не было: он должен был узнать все с самого начала до конца.
Девушка молчала.
– Что ж, в таком случае я буду считать тебя презренной предательницей, которой удалось обвести меня и всю мою семью вокруг пальца.
– Нет, – тихим голосом промолвила Эванжелина. – Все обстоит иначе. Прошу вас поверить мне, ваша светлость, у меня не было выбора.
– Так расскажи правду, нечего ходить вокруг да около! Доверься мне, Эванжелина, скажи, почему ты так поступила?
– Мой отец не умер. Его захватил некий Хоучард, живущий в Париже. – И девушка поведала герцогу о том, как в одну страшную ночь к ним в дом ворвались преступники, как они похитили ее с отцом, как она встретилась с Хоучардом. – Он знал все о моей и твоей семьях. Ты должен был стать моей первой жертвой, а если бы я не выполнила его требований, он грозил убить отца и выставить его предателем. Лишь одному Линксу была известна правда.
– А кто такой Линкс?
– Джон Эджертон, – последовал лаконичный ответ. Ричард устремил вперед невидящий взор.
– Сущий дьявол… – пробормотал он.
– Именно дьяволом он мне и казался. Он и один из его людей убили бедную миссис Нидл. В первую же мою встречу с ним я убеждала его, что не смогу работать на них. И я намекнула, что кое-кто из обитателей замка что-то заподозрил. Моя вина в том, что я упомянула при нем ее имя. Господи, он убил ее! Это послужило мне страшным уроком. Эджертон сказал, что если я хоть словом обмолвлюсь тебе о том, что знаю, и попрошу о помощи, то это приведет к непереносимым для меня последствиям. – Она вздохнула, вспоминая ужасные мгновения. – Но я хотела рассказать тебе правду. Видимо, Эджертон догадался об этом, потому что он пригрозил убить Эдмунда, если ты узнаешь хоть что-то. И я молчала… До этого дня… – Она согнула ноги в коленях, прикрываясь одеялом. – Выслушайте меня, ваша светлость. Вы должны непременно поймать Эджертона, иначе жизнь Эдмунда будет в опасности.
– И если бы не угроза Эдмунду, ты бы все мне рассказала?
– Да, поверь, Эджертон не безумец. Он готов пойти на что угодно, готов убить невинного ребенка и беспомощную старуху для достижения своей цели, и все, что его волнует, – это успех Наполеона.
– Я знаю Джона с восемнадцати лет. Я только приехал в Лондон, а он уже был светским львом тридцати лет. Его любят, его везде принимают. У него есть доступ ко многим людям, он может влиять на важные решения. В это так трудно поверить! Надеюсь, ты не бонапартистка?
– Если бы все дело было только во мне, то я с радостью пошла бы на смерть, только бы не предавать свою страну или тебя.
Герцог подумал о превратностях судьбы, которые привели к нему эту женщину, занявшую такое важное место в его жизни. Он еще раз спросил Эванжелину:
– Ты точно поведала бы мне правду, если бы Эджертон не угрожал Эдмунду?
– Он не только угрожал, он очень красочно описал, что сделает с мальчиком. Эджертон сказал, что мой отец и твой сын будут похоронены вместе. И тогда я поняла, что он выиграл, но ведь я уже всем сердцем полюбила Эдмунда. Ничто не стоило его жизни!