— Украли? — Брови Эвана взлетели вверх. — Я ничего не слышал об этом.
Она кашлянула.
— Ну, не то чтобы украли, просто четыре года назад мой отец продал коня герцогу Харлоу, даже не поставив меня в известность.
Эван сдержался и не стал ей напоминать, что считать лошадь своей она могла исключительно по усмотрению ее отца. Они оба это знали, и говорить об этом не имело смысла.
Вместо этого Эван произнес:
— Жаль это слышать, конь прекрасный, но позвольте мне больше не тратить ваше драгоценное время, миледи. У меня нет ни малейшего намерения продавать араба. И никакие деньги не смогут поколебать мое решение.
Она даже рот открыла от изумления.
— Почему? Это же неразумно!
— Предпочитаю называть это исчерпывающим.
В ее глазах мелькнула паника. Теодора окинула взглядом комнату и сказала:
— Что, если я предложу вам двойную цену?
Эван изогнул бровь.
— Вдвое больше, чем я заплатил на аукционе? Вы уверены, что знаете точную сумму?
Ее глаза сощурились до щелочек.
— Я не слабоумная и не ребенок, милорд. Мне точно известно сколько, и цену деньгам я тоже знаю.
Эван сжал губы, чтобы не рассмеяться. А у нее есть хватка, у этой дамочки, надо отдать ей должное. Похоже, она никого и ничего не боится и точно знает, чего хочет.
— Простите за любопытство, миледи, но у вас имеется такая сумма?
В выразительных глазах опять мелькнула паника, и она призналась, стискивая ридикюль.
— В данный момент нет, но я вполне в состоянии ее раздобыть. Мне просто нужно немного времени.
Эван покачал головой и шагнул к двери. Достаточно этой чепухи. Если бы Энтони Баллард или его отец хотели заплатить столько, сколько она предлагает, он бы не выиграл аукцион. Вдвое больше — это невероятная сумма. Кроме того, леди Теодора явно не искушена в переговорах, раз сразу предложила столько. Последнее, что сейчас нужно было Эвану, — нажиться на дочери соседа, лорда Балларда.
— И все-таки нет, миледи, хотя я ценю ваше умение разбираться в лошадях. Конь не продается ни за какие деньги. Жаль, что я не могу взять вас с собой на следующий аукцион. Честно говоря, мне бы не хотелось участвовать в торгах против вас. — Он широко распахнул дверь и жестом предложил Теодоре выйти. — А теперь прошу прощения, но день у меня очень напряженный. Я попрошу Хамболта проводить вас к выходу.
Эван успел сделать всего шаг, как услышал ее громкий голос.
— Вы что, ненормальный?
Он остановился и повернулся к ней.
— Миледи?
— Вы отказываетесь от двойной цены?
Грудь ее высоко вздымалась, глаза метали серое пламя. Право же, она просто великолепна. Жаль, что невыносима.
Эван напомнил себе, что дышать надо глубоко. Он привык к жарким дебатам в парламенте и давно понял, что обычно побеждает самая холодная голова. Остается только гадать, как этой леди удалось вывести его из себя. Куда делось его хваленое хладнокровие?
Он посмотрел на нее сверху вниз и жестоко произнес:
— Нет, я вполне нормальный, мадам. Просто не все в этой жизни продается.
— Превосходно. — Ее буквально трясло от ярости, но все же она сумела произнести почти спокойно: — Могу я по крайней мере увидеть Алабастера, милорд?
Эван несколько секунд молча смотрел на нее, затем с его губ сорвалось одно слово: простое, невозмутимое, холодное:
— Нет.
— Нет? — Ее глаза от удивления округлились, губы крепко сжались, ноздри раздулись. — Могу я спросить почему?
— Спросить можете, но, боюсь, ответ вам не понравится.
— А вы проверьте, милорд. — Она опять обхватила себя руками.
— Очень хорошо, леди Теодора. Похоже, вы никогда не слышали слова «нет», и я убежден, что вам пойдет на пользу услышать его хотя бы раз, — произнес он сдержанно, не повышая голоса, хотя его буквально трясло от гнева.
Девушка опустила голову и молча уставилась в пол. Казалось, что время остановилось, и на один ужасный миг Эвану почудилось, что он зашел слишком далеко. В конце концов, он джентльмен, а она незамужняя леди, его соседка. Грубость этой нахалки выбила его из колеи, но не повел ли он себя чересчур не по-джентльменски? Сказал лишнее? Вдруг дамочка разразится слезами прямо у него в гостиной? Или уже? Однажды леди Лидия при нем залилась слезами, так он чуть с ума не сошел. Ему вообще кажется, что девицы слишком часто плачут по пустякам.
Эван настороженно наблюдал, как леди Теодора вскинула голову, расправила плечи, поджала губы и, подхватив юбки, без малейших следов слез заявила голосом, полным яда: