Уэстермир начал писать новую записку, но Амелия Бентинк жестом остановила его. Возле них уже толпились новоприбывшие гости, которые желали уплатить деньги за вход.
— Сегодня народу больше обычного, — с гордостью заметила Амелия. — Друзья обещали, что приведут ко мне лорда Байрона, и едва ли не половина Лондона собралась, чтобы посмотреть на знаменитого поэта. Не знаю, как бы я прокормила детей, если бы не эти рауты! Дом в Сассексе пришлось продать, — продолжала она, понизив голос, — нам не хватает денег на его содержание. Ах, если бы ты знал, как нам недостает Джека! Ты ведь помнишь, что это был за человек! — Затянутой в черную перчатку рукой она смахнула слезу. — Ладно, иди. Заходи как-нибудь, когда к тебе вернется голос, и мы поговорим по душам.
Миссис Бентинк приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать герцога на прощание, и до Мэри долетел ее громкий шепот:
— Ник, дорогой, это и есть твоя ненаглядная? Очень хороша! Надеюсь, что лондонские сплетники говорят правду, и ты действительно решил покончить с холостой жизнью?
В этот момент новые гости отвлекли ее внимание. Герцог подхватил Мэри под руку и повлек за собой.
— Ее муж погиб на войне? — спросила Мэри, ускоряя шаг, чтобы поспеть за своим кавалером.
Герцог кивнул. Мэри хотела расспросить его поподробнее, но вовремя сообразила, что сейчас он не в состоянии ничего рассказывать. Она слышала, что солдаты и офицеры Веллингтона после победы над Наполеоном принуждены жить на крошечные пенсии: те из них, кто не был богат до войны, бедствуют. Очевидно, то же происходит и с Амелией Бентинк.
Мэри с интересом оглядывалась вокруг. Все как в книгах, где она читала описания лондонских раутов: ни музыки, ни карточной игры, ни закусок. Даже напитки каждый желающий приносит с собой. Люди приходили на раут, чтобы пообщаться со знаменитостями, завязать интересные или полезные знакомства.
На этом рауте было особенно много офицеров — очевидно, старые боевые товарищи генерала Бентинка не жалели денег, чтобы поддержать его обедневшую семью. Офицеры громко и радостно приветствовали герцога и отпускали шутки по поводу его знаменитой болезни.
В одном углу кучка молодых людей в потертых фраках и засаленных шейных платках громко рассуждала о политике. Должно быть, писатели или журналисты, подумала Мэри.
Было здесь и несколько известных музыкантов, и денди, и вездесущие барышни в сопровождении строгих родственниц… Не хватало только лорда Байрона, на приход которого так надеялась Амелия.
И Мэри Фенвик разделяла ее надежды.
Как всякая образованная девушка того времени, она читала знаменитые поэмы Байрона, хотя в глубине души и предпочитала ему другого поэта-современника, Перси Биши Шелли. Однако Байрон был кумиром ее подруг, и Мэри заранее представляла, как будет рассказывать Софронии и Пенелопе о встрече с героем их девичьих грез.
Судя по портретам в «Татлере» и других журналах, лорд Байрон был не только талантлив, но и очень хорош собой. Не портил его даже излишний вес, из-за которого поэт беспрестанно сидел на диете, а врожденная хромота, доставившая Байрону столько страданий в юности, лишь укрепляла его романтический ореол. О его скандальных связях говорила вся Англия: болтали даже, что он состоял в любовной связи со своей сводной сестрой Августой.
Неудивительно, что множество лондонцев явилось на раут к Амелии Бентинк лишь с одной целью — своими глазами взглянуть на скандальную знаменитость. Амелии очень повезло, думала Мэри: теперь ее салон станет известен и начнет привлекать гостей со всего Лондона.
Уэстермира окружили старые товарищи. Они что-то рассказывали; он улыбался, кивал, писал записки, и впервые за сегодняшний вечер Мэри видела, что он по-настоящему доволен жизнью.
Вдруг по толпе пробежал взволнованный ропот: говорили, что к дому подъехала карета лорда Байрона. Едва услышав это, Уэстермир помрачнел, словно грозовая туча, подхватил плащи, схватил Мэри за руку и потащил за собой.
— Куда мы? — громким шепотом воскликнула Мэри. — Мы не можем уйти! Вы же слышали, приехал Байрон!
Двенадцатый герцог Уэстермир только зарычал в ответ. Похоже, к величайшему английскому поэту он относился не лучше, чем к принцу-регенту.
Герцог со своей спутницей выбежали через заднюю дверь и оказались на кухне. Удивленная кухарка указала им на лестницу черного хода. Через несколько секунд герцог уже вытащил Мэри на улицу.
У тротуара ожидали своих хозяев несколько экипажей. Дождь прекратился, но дул пронизывающий холодный ветер. Небо на востоке чуть-чуть порозовело; близился рассвет.
— Отпустите меня! — крикнула Мэри, вырвав руку. Ее переполняли досада и негодование. — Вы просто надо мной издеваетесь! Никогда, никогда больше я никуда с вами не поеду!
Герцог помахал шляпой своему кучеру, чтобы тот подогнал карету к тротуару. Мэри поплотнее завернулась в плащ: холод пробирал ее насквозь.
— Вы говорили, что мы уедем на «вечер», — жаловалась она, — но смотрите, уже светает! Целую ночь вы непонятно зачем возили меня по каким-то дурацким балам и раутам, а когда наконец представилась возможность увидеть что-то интересное, тут же потащили меня домой! За всю ночь у меня во рту не было ни крошки, если не считать половинки пирожного и чашки остывшего чая! А если бы вы знали, как болят ноги от этих проклятых каблуков!
Уэстермир, как обычно, не обращал на нее ни малейшего внимания.
Карета подъехала, и кучер Мануэль, заменяющий сегодня Джека Айронфута, спрыгнул со своего места.
Дальше началось что-то непонятное. Герцог сбросил ему на руки плащ, затем снял фрак и шейный платок, оставшись в одной белоснежной рубашке. Мануэль накинул на плечи хозяину свой широкий плащ, водрузил на голову широкополую кучерскую шляпу и помог обвязать вокруг шеи длинный шерстяной шарф. При этом оба улыбались во весь рот и подмигивали друг другу.
— В карету! — крикнул Мануэль лакеям. Те спрыгнули с запяток и забрались внутрь, захлопнув за собой двери.
— Что это они делают? — воскликнула Мэри. — Куда мы едем?
Молодой испанец галантно, но твердо взял Мэри под локоть.
— Сеньор хочет прокатить миледи, — объяснил он. — Наш сеньор отлично правит четверней. Muy bravissimo!
Мэри все еще не понимала, о чем это он, а кучер тем временем подсадил ее на колесо, затем помог подняться на крышу кареты. Мэри и опомниться не успела, как с изумлением обнаружила, что сидит по левую руку от кучерского места, а рядом с ней восседает не кто иной, как сам герцог Уэстермир!
Четверка серых беспокойно приплясывала на месте, и карета раскачивалась, словно судно в шторм. В поисках опоры Мэри инстинктивно вцепилась в железную раму сиденья. Она чувствовала себя так, будто оказалась в «вороньем гнезде» на верхушке мачты.
Карета закачалась сильнее: Мэри поняла, что Мануэль сел в карету к лакеям. Слишком поздно она сообразила, что происходит. Герцог Уэстермир собирается править четверней!
— Отпустите меня! — взмолилась она шепотом. — Пожалуйста, позвольте мне сойти!
Ее совершенно не интересовали спортивные таланты Уэстермира, она устала и продрогла до костей, наконец, она просто боялась высоты!
Но Уэстермир словно не слышал. Лихо заломив на затылок шляпу Мануэля, он взял поводья и хлестнул лошадей. Послышался мерный стук копыт, и карета закачалась пуще прежнего. Мэри подбросило вверх и снова швырнуло на сиденье, затем начало мотать из стороны в сторону.
— Что вы делаете?! — отчаянно взвизгнула она, из последних сил цепляясь за раму.
Герцог наконец повернулся к ней, и из-под широких полей кучерской шляпы сверкнула его белозубая улыбка.
Набирая скорость, карета мчалась к югу, по направлению к берегам Темзы. Пронизывающий ветер изорвал облака, и в бледном утреннем небе горели колючие огоньки звезд. Но внизу, на улицах, было еще совсем темно, и редкие фонари не разгоняли тьмы.
Карета неслась все быстрее. На крутом повороте возле лондонского Тауэра она едва не столкнулась с телегой, доверху нагруженной дровами. В последний момент герцогу чудом удалось избежать столкновения — карета пролетела буквально на волосок от телеги. Вслед ей неслись проклятия перепуганного возчика.