Но Мэри снова и снова слышала, что Уэстермиры не признают над собой никаких законов, что это семейство по всей Англии известно своими эксцентричными выходками… В конце концов, думали его гости, хочет называть свою любовницу невестой, пусть называет! Что тут такого?
Разумеется, все они, будучи джентльменами, относились к Мэри не иначе, как с глубочайшим уважением.
Скучать на ужинах ей не приходилось. Напротив, порой здесь велись просто захватывающие разговоры. Ни герцог, ни его гости не были почитателями принца-регента, а уж внутреннюю политику нынешнего правительства и вовсе не ставили ни в грош.
Впрочем, герцог Уэстермир обычно оставался равнодушен к политическим разговорам, если только в спорах не затрагивались его любимые темы — наука и правосудие.
Вот и в этот вечер, как обычно, он сделал знак Мэри, чтобы она позвала Помфрета с бренди, а сама шла к себе.
Попрощавшись с джентльменами, Мэри удалилась в библиотеку. Но сегодня ей было не до чтения: в голове ее беспрестанно крутились беспокойные мысли.
Мэри не забыла, зачем приехала в Лондон. Да и как она могла бы забыть, если только на прошлой неделе получила два письма — от Пенелопы и от Софронии. И обе подруги интересовались, каковы ее успехи и долго ли еще она собирается гостить у герцога.
Слухи расходятся быстро, грустно думала Мэри, а лондонские газеты продаются и в Стоксберри-Хаттоне. Несомненно, ее подруги знают, что мисс Фенвик постоянно появляется со своим «нареченным» то на балах, то на раутах, то в театре, веселится и наслаждается светской жизнью. Не проходят мимо них и подробные описания ее туалетов и драгоценностей.
Мэри взяла было книгу, но скоро отложила, заметив, что не понимает ни строчки. Что думают о ней Софрония и Пенелопа? Наверно, воображают, что негодяй Уэстермир соблазнил ее, что в его объятиях она потеряла разум, что блеск и роскошь светской жизни заставили ее забыть о том, что родной город изнывает в нищете…
И, по совести сказать, Мэри не может винить своих подруг за такое мнение.
Ей вспомнился последний разговор с Пенелопой. Узнав о том, что герцог предложил ее подруге свою руку, Пенни сперва лишилась дара речи от изумления, а затем пришла в бурный восторг. Где не сработали шантаж и принуждение, говорила она, там может помочь женская слабость. Обворожи его, соблазни, влюби в себя — и все его богатство окажется в твоих руках!
Сперва эта мысль показалась Мэри отвратительной. Не так, совсем не так представляла она свою судьбу! Брак без любви, близость с человеком, который тебе отвратителен, постоянная ложь и притворство…
Однако чем лучше она узнавала Уэстермира, i ем сильнее менялось ее мнение. Он не такой уж плохой человек, думала Мэри, и вовсе не ретроград — напротив, разделяет со своими друзьями самые либеральные идеи. Может быть, для него — и для нее — еще не все потеряно?
Мэри закусила губу, невидящим взглядом уставившись в стену. Шантаж ей не удался, но, может быть, удастся обратить Уэстермира в свою веру?
Безумные идеи Пенелопы ее по-прежнему не привлекали. У меня это просто не получится, думала Мэри. Довести мужчину до такого состояния, чтобы он безропотно выложил несколько тысяч фунтов на какую-то благотворительность, о которой до этого и слышать не хотел… нет, это ей не по зубам.
Гораздо больше нравилась ей другая мысль, высказанная Пенелопой за несколько секунд до того, как Уэстермир прокрался в библиотеку и застиг их врасплох: «Может быть, любящая и добродетельная женщина вроде тебя поможет ему осознать свои ошибки, и он займется благотворительностью добровольно, по зову сердца?»
Любящая и добродетельная. Добродетельная и любящая.
Мэри так и этак обдумывала эти слова. С добродетелью у нее проблем не было, а вот с любовью…
Вспомним-ка, что пишет на эту тему Мэри Уоллстонкрафт?
Любовь, говорит великая женщина, начинается с дружбы; затем возникает уважение, постепенно зарождается и растет тяга друг к другу, и наконец взаимное влечение находит себе исход в физической близости.
Звучит красиво, сказала себе Мэри, но, к сожалению, очень мало напоминает то, что происходит у нее с герцогом.
Какая уж там дружба! Открытая вражда перешла в скрытую неприязнь — и то слава богу.
Чтобы стать друзьями, пишет Мэри Уоллстонкрафт, нужно проводить друг с другом как можно больше времени. Беда в том, что в последние дни Мэри видит герцога лишь по утрам — когда он дает ей инструкции в библиотеке — да по вечерам за ужином.
Чем бы его занять? Он любит играть в вист… но, к сожалению, отец Мэри считал любые карточные игры смертным грехом и даже в доме не держал этих «дьявольских картинок». Из-за недостатка опыта Мэри проигрывала подругам даже в дурачка — в вист же не умела играть вовсе.
Впрочем, может быть, это и требуется? Мужчины так любят доказывать свое превосходство во всем: быть может, разгромив ее в вист, герцог сразу воспылает к ней нежными чувствами?
Но, подумав, Мэри отвергла эту мысль. Она слишком плохо играет: герцогу станет с ней скучно, и дружбы не выйдет.
И вдруг блуждающий взгляд ее упал на столик у окна, где стояла шахматная доска и расставленные в два ряда фигуры.
— Вот оно! — воскликнула Мэри вслух.
Как же она сразу не догадалась! Шахматы! Великолепная игра, в которую она так часто играла с отцом. Спокойное развлечение для двух интеллигентных людей. Отличный повод для разговора по душам — и для начала дружбы, за которой вскоре последует взаимное уважение, влечение… и бог знает что еще.
10.
— Кстати, епископ объявил о нашей помолвке, — сообщил Мэри герцог Уэстермир, усаживаясь за шахматную доску со стороны черных. — Прошлым воскресеньем в церкви… э-э…
Он запнулся и взглянул на Помфрета, который как раз подошел к столу с бутылкой болгарского абрикосового ликера и двумя стаканами. День клонился к вечеру, и после ужина, набравшись храбрости, Мэри Фенвик предложила герцогу сыграть в шахматы.
— В церкви Святого Иакова, ваша светлость, — почтительно подсказал старый дворецкий. — Возведенной вашим двоюродным дедушкой, маркизом Долби.
— Да-да, в той самой. — Герцог поудобнее устроился в кресле. Сейчас он был одет по-домашнему: в белой шелковой рубашке, свободной куртке и новомодных длинных брюках.
«Удивительно, — думала Мэри, — почему с каждой новой встречей он кажется мне все красивее и красивее?»
— Симпатичная церквушка возле Чипсайда, и при ней какая-то пристройка норманнских или саксонских времен…
— Саксонская колокольня, ваша светлость, — вполголоса подсказал дворецкий, ставя поднос на мраморный столик.
— Я попросил епископа поскорее покончить со всеми формальностями, — заметил Уэстермир, задумчиво вертя в руках черного короля. — И свадьба будет скромной, без всякого сумасбродства.
Мэри, сидевшая напротив, хотела ответить резкостью, но вовремя прикусила язык. Подумать только: герцог объявил о помолвке, не удосужившись даже поставить ее об этом в известность, не говоря уж о том, чтобы спросить ее мнение! Впрочем, Мэри понимала, что ее согласие или несогласие ничего не решает. С обычной своей надменностью Уэстермир распоряжается судьбой своей «нареченной», нимало не интересуясь ее собственными желаниями.
Помфрет предложил ей бокал абрикосового ликера, но Мэри лишь угрюмо покачала головой.
Внутри у нее все кипело. Черт побери, Уэстермир прекрасно знает, что она — принципиальная противница брака! Любовь между мужчиной и женщиной должна быть свободной, основанной на взаимном влечении и уважении, и всякие формальности здесь не только не нужны, но даже и вредны.
Однако объяснять это Уэстермиру бесполезно. Хотя в политике герцог и придерживается либеральных идей, зато в области морали по-прежнему остается строгим консерватором.
Мэри глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Она понимала, что сейчас заводить речь о своих правах не стоит. Если она затеет спор, дружеская партия в шахматы мгновенно превратится в шумную ссору — и тогда прощай взаимное уважение, доверие и все остальное! Судя по хмурой складке между бровей, Уэстермир и так уже сожалеет, что согласился провести вечер с невестой.