— Мэри, сделай же что-нибудь! — в отчаянии вскричала Пенни. — Или ты хочешь, чтобы твоих лучших подруг осудили за убийство и повесили? Иди скорее к герцогу и скажи ему, чтобы прекратил расследование! Ты же его обворожила, теперь он сделает все, что ты хочешь! Он даже обещал выделить тебе десять тысяч фунтов!
Наступила тишина, только по покатой церковной крыше мерно барабанил дождь. Мэри сидела в тени, и подруги не могли видеть ее лица.
— Так вы думаете, — заговорила она наконец, — что Уэстермир превратился в моего раба и предложил мне десять тысяч в год только потому, что я легла с ним в кровать?
— В год?! — ахнула Пенни. — Мэри, ты сказала «в год»?
— На это мы и рассчитывали, — довольно заметила Софрония. — Зачем же, по-твоему, я отдала тебе цыганский наряд своей матери? Судя по твоим словам, сработал он великолепно!
Мэри затрясла головой:
— Софи, Пенни, пожалуйста, не надо об этом! «Соблазнить, превратить в раба, выманить деньги» — все это, может быть, и отлично звучит, когда рассуждаешь об этом за чашкой чаю в теплой комнате, но на деле выходит совсем не так…
Однако ее никто не слушал.
— Десять тысяч в год! — восхищенно всплеснула руками Пенни.
— И цыганский наряд здесь ни при чем, — продолжала Мэри. — Доминик… герцог сказал мне прошлой ночью, что с самого начала решил выделить мне именно такую сумму.
— Да ну? — язвительно поинтересовалась Софрония. — И когда же он это сказал? В порыве страсти?
— Софрония, как ты можешь так разговаривать с Мэри? — возмутилась Пенни. — Он пообещал дать деньги — значит, наш план сработал. Ему ведь можно верить, Мэри?
— Герцог — настоящий джентльмен, — холодно ответила та, — и, конечно, не нарушит данного слова.
— Мэри, так кто же кого соблазнил? — нахмурилась Софи.
Мэри потеряла самообладание.
— Господи, да чего вы от меня хотите? — закричала она. — Или думаете, что десять тысяч — слишком много для дочери бедного провинциального священника? Вот не знала, что лучшие подруги так дешево меня ценят! Но насчет Уэстермира мы все ошибались. Во-первых, еще будучи в Лондоне, он потребовал отчета у всех своих поверенных. Они представили ему описания всех его владений, в том числе и тех, о которых он до этого ничего не слышал, например, фабрик и шахт на северо-востоке Англии. Получив отчеты, он поручил мистеру Бродесу, юристу и финансисту из Лондона, расследовать деятельность компании «Пархем и Пархем» и других приказчиков герцога. Сегодня ночью он рассказал мне, что обнаружил Бродес. Оказывается, Пархемы не только жестоко эксплуатируют рабочих, но и обворовывают герцога в течение уже многих лет. Вчера мистер Бродес предъявил герцогу доказательства, и тот принял решение немедленно уволить Робинсона Пархема и его отца и возбудить против них уголовные дела. Так что, — добавила она, помолчав, — как видите, если бы Пархем и остался жив, участь его была бы незавидной.
— Так-так, — саркастически протянула Софи. — Значит, во всем виноваты нехорошие управляющие. А Уэстермир чист, как новорожденный младенец. Сейчас он всех поувольняет, и дела сразу пойдут на лад… Похоже, Мэри, этот мерзавец сумел-таки запудрить тебе мозги!
Мэри открыла рот, но тут же снова его закрыла. Она хотела выпалить, что удивительный человек, ласкавший ее сегодня ночью, не может лгать, но сообразила, что подругам этого говорить не стоит. Все равно не поверят.
Этой ночью герцог Уэстермир рассказал ей, что, приехав в Стоксберри-Хаттон, переоделся в рабочую одежду и тайком спустился в шахту вместе с Джеком Айронфутом. Герцог и его верный товарищ своими глазами увидели, что там происходит. И все увертки Пархемов после этого только убедили герцога, что он имеет дело с мошенниками и лгунами. Он тянул время, притворяясь, что верит им, а сам с нетерпением ожидал приезда поверенного.
— Он вовсе не мерзавец, — с жаром ответила Мэри, — он герой! Он отважно сражался в Испании под командованием Веллингтона. И еще, — продолжала она, гордо вздернув подбородок, — мне все равно, как вы к этому отнесетесь, но я безумно в него влюблена!
Софи и Пенни издали такой возмущенный вопль, что старый привратник заворочался в своем кресле.
— Ты просто дура! — рявкнула Софрония. — Значит, Уэстермир не знал, что происходило здесь много лет подряд? Не верю и никогда не поверю!
— Клянусь, это правда! Он просто не знал, насколько он богат и чем именно владеет.
Пенни фыркнула:
— Прости, Мэри, но я согласна с Софронией. По-моему, он просто водит тебя за нос! Как можно творить зло и самому об этом не знать?
— Да не творил он никакого зла! — кричала Мэри. — Всеми его делами заправляли приказчики! Он воевал, его вообще десять лет не было в Англии!
— А несчастья наших бедняков продолжаются уже пятьдесят лет, — отрезала Софи. — Пусть он, как ты говоришь, ничего не знал — или не хотел знать; но разве хозяин не в ответе за своих слуг? Если бы не преступная слепота герцога Уэстерми-ра, люди, подобные Пархемам, не смогли бы истязать голодающих детей, разрушать семьи, насиловать женщин… И нам с Пенни, — воскликнула она, повысив голос, — теперь не угрожала бы виселица!
— Ну что ты ерунду-то несешь? — не выдержала Мэри. — Ни тебе, ни Пенни виселица не грозит. Я этого не допущу.
— Ты не допустишь? — горько рассмеялась Софи. — И что же ты, дорогая подружка, собираешься сделать, чтобы этого не допустить?
— Я знаю! — воскликнула вдруг Пенни. — Мэри должна вернуться к герцогу, по-прежнему ложиться с ним в постель, но… м-м… сдерживать свою страсть, пока Уэстермир не согласится прекратить расследование или хотя бы не изучать обрывок моего пледа под микроскопом.
Воцарилось молчание.
— Вы что, с ума сошли? — выдавила наконец Мэри. — Ничего лучше придумать не можете?
Девушки молчали.
— И потом, я вовсе не уверена, что он меня послушается, — продолжала она. — Говорю же вам: вместо того чтобы влюбить его в себя, я безумно влюбилась сама!
— Это неважно, — сурово ответила Софрония. — Важно сейчас то, что наша жизнь в опасности. Нас с Пенелопой могут повесить за убийство, которого мы не совершали. А что касается так называемой «влюбленности», Мэри, то перечти еще раз те статьи Мэри Уоллстонкрафт, где говорится об этом эфемерном чувстве…
— Пошла она к дьяволу, ваша Мэри Уоллстонкрафт! — тихо, но отчетливо вымолвила Мэри, чем повергла своих подруг в настоящий ужас.
Однако от слов Софии у нее мороз прошел по коже.
«Я все расскажу Доминику, — решила она. — Признаюсь, кому принадлежит плед, и спрошу, что теперь делать. Может быть, он сумеет дать нам какой-нибудь добрый совет. Во всяком случае, это честнее, чем силой или хитростью оттаскивать его от микроскопа».
Тем более, думала Мэри, что оторвать его от любимого дела ей вряд ли удастся. И никакие цыганские штучки здесь не помогут.
Ливень все-таки загнал Джека Айронфута на церковное крыльцо. Дождь громко стучал по крыше, но и девушки в крестильне разговаривали на повышенных тонах, и сквозь полуоткрытую дверь Джек слышал каждое слово. Слушал он, надо сказать, с большим интересом и даже иногда приникал к щели, чтобы взглянуть на спорящих подруг. Особенно привлекала его мисс Пенелопа, дочка учителя — этакий ангелочек с огромными глазами и белокурыми локонами. Айронфут уже видел ее в Лондоне и в тот раз тоже не мог оторвать от нее глаз. Он сам не понимал, почему красота мисс Пенни Макдугал так действует на него, почему так хочется прижать эту юную, хрупкую, по-детски наивную девушку к могучей груди, погладить по кудрявой головке, пообещать, что всегда будет рядом и защитит ее от любой грозящей опасности…