— Мне хотелось вернуть украденное семейное дело без таких больших выплат.
— Не такие уж они и большие, А потом, тот человек, который занимался моей компанией по морским перевозкам, вложил приличную сумму в се развитие. У меня на это просто не было средств. Так что грех жаловаться — Лайам провел рукой по темным с проседью волосам, расправил все еще широкие плечи и посмотрел своему старшему сыну прямо в глаза: — Ты мне лучше скажи вот что. Откуда такая грусть? Не пытайся меня обмануть, я прекрасно вижу, что ты в мрачном, подавленном настроении. Это видно точно так же, как заметна черная кошка на белом снегу. Смею надеяться, это не из-за Элеоноры Темплтон? Она вполне заслужила то, что сейчас имеет. Ее вина так же тяжела, как и вина се отца.
— Господь с тобой, папа, уж по Элеоноре я тосковать не стал бы. Я не мучаюсь угрызениями совести из-за того, что стал причиной их неприятностей. Ты прав, она виновата так же, как и ее отец, С каким удовольствием она помогала ему совершать все эти мерзости! Пора расплатиться за все. Если быть честным до конца, то я никогда не любил эту женщину, хотя и пытался. Да, я желал ее, она была ослепительно красива, и я верил, что она истинная леди. Черт, я хотел достичь определенного положения в обществе, а Элеонора Темплтон представлялась мне идеальной женой для джентльмена.
— В таком случае я не слишком задену твои чувства, если скажу. — Лайам немного помолчал. — Я рад, что она оставила тебя и дело не дошло до свадьбы. Она мне никогда не нравилась, я ей не доверял и, признаюсь, питал неприязнь.
— Было бы просто замечательно, если бы ты сказал мне все это до того, как она нас обобрала до нитки, — хмыкнул Харриган и скупо улыбнулся в ответ на короткий смешок отца. — Ну что же, я рад, что смог принести в твою душу покой, — договорил Харриган и начал подниматься с дивана.
— Погоди, не торопись. С Элеонорой мы разобрались, и теперь мне еще любопытнее узнать, в чем же причина твоего мрачного настроения.
— Я просто устал.
— Очень убедительно. В таком случае я — безгрешная мать святого Патрика. Сядь.
Харриган опустился обратно на диван.
— Папа, здесь ты никак не сможешь мне помочь.
— Ты думаешь? Так выкладывай все как па духу, а я уж сам решу, смогу или нет. Знаешь, старик, который сидит перед тобой, еще способен кое-кого удивить.
Собравшись с духом, Харриган начал рассказывать отцу про Эллу. Он собирался быть предельно кратким, но очень скоро понял, что говорит обо всем подряд — о том, как он с ней обращался, как окончательно запутался и мучился от стыда, как отдал ее в руки Гарольда, как спасал. Закончив, Харриган испытал странное облегчение. Он сомневался, что отцу под силу решить все эти проблемы, но хорошо было уже то, что разговор по душам состоялся.
Лайам все молчал, и Харриган начал беспокоиться. Нельзя сказать, что с Эллой он вел себя достойно, однако не собирался даже от отца выслушивать назидательное нравоучение. Пока отец молчал, Харриган вдруг поймал себя на мысли, что в глубине его души продолжает жить маленький мальчик, который верит, что папа может все. И чем дольше молчал Лайам, тем слабее становилась эта наивная детская вера. В ожидании признания отцом своего бессилия Харриган рассеянно вертел в руках одну из маминых фарфоровых куколок, которые занимали весь небольшой мраморный столик, стоявший около дивана.
— Ну что ж, сынок… — наконец, заговорил Лайам. — Не знаю, что и сказать.
— Не переживай, папа, — грустно улыбнулся Харриган. — Я никогда не считал, что весь этот ворох проблем можно легко разгрести.
— Да какая это проблема! Все гораздо проще, чем ты думаешь. Впрочем, об этом позже. Онемел я совсем по другой причине. Это тот редкий случай, когда твоей матери было бы полезно послушать твой рассказ. Дело в том, что мы зачинали нашего первенца не для того, чтобы из него вырос негодяй.
— Негодяй? — задохнулся Харриган и слепо протянул стакан, куда отец плеснул еще виски.
— Скажи мне одно: это ты соблазнил девушку, а потом оставил ее или не ты?
— Ну, все не так просто. Даже если бы я хотел большего, все равно ничего бы не вышло. Я должен был остаться здесь, а она не могла.
— Нельзя осуждать Эллу за то, что она стремится оказаться как можно дальше отсюда. Здесь ее окружают одни мрачные воспоминания. Не уверен, что в лесах Вайоминга она найдет покой, но по крайней мере там ей не так горько и страшно. Здесь этому нежному, хрупкому ребенку всегда было бы неуютно.
— Если бы ты поближе познакомился с Эллой Карсон, то воздержался бы от определения «хрупкий ребенок», — вздохнул Харриган и посерьезнел: — Я никогда не говорил, что не понимаю причин ее отъезда. Я все понимаю, все от начала и до конца.
— Тогда объясни мне, пожалуйста, почему ты продолжаешь сидеть здесь.
— Мне надо было до конца разобраться с Темплтонами, наказать их за то зло, которое они причинили, и постараться вернуть людям отнятое у них имущество. Карсоны и Темплтоны обманули и разорили не только нас.
— Крайне благородно, но дело сделано. Почему же я не услышал от тебя, что ты собираешься в Вайоминг к этой маленькой женщине, чтобы сыграть с ней свадьбу и начать наконец семейную жизнь?
— Но у меня же в Филадельфии работа! И моя семья тоже, — ответил Харриган и вдруг подумал, что отец прав и все его беды можно разрешить просто и быстро.
— Начнем с того, что трудиться ты можешь где угодно. Теперь еще одно. Поезда теперь ходят даже в такие места, которые и штатом назвать нельзя. — Лайам потрепал Харригана по плечу: — Поезжай к ней, сынок. Из твоего рассказа мне ясно, что она тебе нужна. Останешься здесь — не видать тебе счастья. Конечно, ты без труда найдешь какую-нибудь милашку и женишься, вопроса нет. Но даже имея семью, ты все равно будешь обманывать самого себя, потому что сердце твое как было в Вайоминге, так там и останется. У большинства из нас великая любовь бывает один раз в жизни. Если ты не сделаешь все возможное и невозможное, чтобы ее удержать, то потом всю жизнь будешь искать ее, но не найдешь. Да, ты можешь и проиграть, кто спорит. Но если ты сейчас не сделаешь решительный шаг, то до конца дней будешь страдать от мысли, что могло быть и по-другому.
Харриган, покачивая свой стакан, задумчиво смотрел на плескавшуюся в нем янтарную жидкость.
— Боюсь, я давно все потерял. Я ничего не сделал, чтобы завоевать ее сердце.
— Хорошо, так сделай хотя бы один правильный шаг, чтобы девушка разделила с тобой ложе. — Лайам улыбнулся Харригану и добавил: — Поезжай к ней, сынок.
— Папа, ты даже не знаком с ней, да что там — ни разу ее не видел!
— И весьма об этом сожалею. Надеюсь, наша встреча все же состоится. И расстояние тут не помеха. Я не только слушал твой рассказ, но и видел, как ты о ней говорил, и понял — ты хочешь ее, любишь, нуждаешься в ней. Пусть ты и стесняешься таких громких слов. Не важно. Я услышал рассказ о девушке с удивительной силой духа, отважной и свободолюбивой. Всем сердцем я с тобой и желаю тебе обрести в Вайоминге свою любовь.
— Если я поеду, то это случится намного раньше, чем ты, может быть, думаешь. Джордж уезжает к Луизе послезавтра.
— Вот как? Шустро, но это даже хорошо. — Лайам поднялся с дивана и повернулся к двери. — Думаю, надо обо всем рассказать матери и остальным. Моя Мери расстроится из-за твоего отъезда, но она будет очень рада причине, по которой ты нас покидаешь.
Харриган тоже встал и пошел следом за отцом.
— Отец, я ведь еще не сказал, что еду.
— Как же, как же, сынок, не сказал. Не забудь только известить, во сколько отходит поезд, чтобы мы смогли помахать тебе вслед носовыми платками!
Харриган вздохнул и закрыл папку с материалами. Он сидел у себя в конторе уже второй час и тупо листал разложенные на столе бумаги, толком не понимая, что в них написано. Бросив карандаш на стол, он развернул кресло и снова посмотрел на Джорджа. Тот неторопливо продолжал приводить в порядок свой рабочий стол. Его всегда спокойное лицо хранило странное выражение — смесь грусти и радостного предвкушения. Харриган еще раз вспомнил все, что сказал ему отец, и криво усмехнулся.