Жюли буквально сжалась, почувствовав нестерпимое чувство вины.
— И все же ты собираешься отправить картины в турне?
— Они существовали только для меня многие годы. Я могу ненадолго с ними расстаться.
— Но ты сейчас здесь, а их скоро увезут. Ты говорил, что выставка начнется через месяц? — уточнила Жюли.
— Через пару недель. Жалко, конечно, увозить их из дома. У меня такое впечатление, что я провожаю близкое существо, но ведь они скоро вернутся.
Две недели. У нее меньше времени, чем она предполагала.
— А ты? Ты будешь здесь к их возвращению? Если он останется здесь, дома, может быть, тени под его глазами пропадут и спадет то напряжение, которым он охвачен сейчас?
— Конечно, это же мой дом. — Джоун мягко улыбнулся.
Почти бессознательно она подошла к нему еще ближе. Жюли задавала вопросы, ответы на которые не помогли бы ей осуществить ее затею. Но эти ответы помогали ей лучше узнать его самого, хотя он для нее становился все более интересен и важен.
— Даже если ты проводишь здесь четыре или пять ночей в году?
— Кто знает…
Завтра ее уже не будет в его жизни. Жюли не будет знать, когда картины вернутся к нему в дом и займут свое место на стенах салона. Она не будет знать, когда он опять будет сидеть здесь этой огромной комнате, один в окружении своих бесценных полотен. Хотя почему она думает, что он будет один? Вряд ли Джоун Дамарон испытывал недостаток в женщинах.
— Почему ты так много путешествуешь?
— Я бы не назвал это путешествиями. Мои поездки связаны с семейными делами. А теперь скажи мне, почему ты задаешь мне так много вопросов, но ничего не говоришь о себе?
Жюли улыбнулась:
— Потому, что я умна.
Он похлопал по дивану, приглашая ее сесть рядом с собой:
— Подойди, сядь.
— Я…
— Пожалуйста. Я хочу тебе что-то сказать.
Опять та же осторожность. Она, похоже, никогда ее не покидала.
— Я скажу тебе… когда ты сядешь.
Жюли опустилась на диван рядом с ним, даже не понимая, зачем это делает, и развернулась нему, ожидая продолжения его слов.
— Знаешь, — задумчиво сказал Джоун, — когда я увидел тебя впервые сегодня вечером, мне стоило больших усилий отвести от тебя взгляд. В тебе было что-то такое, что требовало моего внимания.
— Что?
— Я пока не уверен…
Он провел рукой по ее волосам, затем по шее, где рука его задержалась и осталась лежать, — его сильные, загорелые пальцы — на нежном кремовом шелке ее кожи.
— Я расскажу тебе кое о чем. Последние несколько лет я жил как на иголках, в постоянном напряжении. Я очень устал.
Жюли не могла с собой справиться. Она протянула руку и коснулась теней под его глазами.
— Это следы усталости?
— Вероятно…
Он взял ее руку и поцеловал ладонь. Жюли вздрогнула.
— Я смертельно устал, — признался Джоун. — А ты очень сложный человек, я не ошибаюсь?
— Да, — мягко сказала она, — так что держись от меня подальше.
— Но почему?
— Так будет лучше. Для нас обоих, и в первую очередь для тебя.
Она встала с дивана:
— А сейчас я пойду к себе.
— Почему?
— Потому, что так будет лучше, — повторила Жюли, не собираясь комментировать свои слова.
5
Жюли не ожидала, что, вернувшись в комнату для гостей, сможет уснуть так быстро. Пребывание рядом с Джоуном наполняло ее энергией, заставляло испытывать множество сильнейших и порой даже противоречивых эмоций. По логике вещей она должна была бы провести всю ночь на ногах, не испытывая нужды во сне. Но столько всего произошло… Она была истощена не только физически, ее душевные силы также были на нуле. Да и внезапно атаковавший ее приступ аллергии и прием внушительной дозы лекарем тоже сделали свое дело.
Так что, как только Жюли легла в кровать и, закрыв глаза, утонула в нежности пуховых подушек и перин, сон пришел к ней, и спала она так глубоко, что, проснувшись, почувствовала полную потерю ориентации во времени и пространстве.
Она лежала в чужой постели и смотрела на яркие лучи солнца, льющиеся через огромные окна и освещающие потолок совершенно незнакомой комнаты, которую она видит в первый раз в жизни. Жюли напрягла слух и пыталась уловить хоть какой-нибудь звук, но все пространство вокруг наполняла обволакивающая тишина.
Постепенно все стало возвращаться на свои места. Вечеринка. Приступ аллергии. Джоун. Его забота о ней, когда ей было плохо. Вкус его губ на ее губах. Его пальцы, прикасающиеся к ее обнаженной груди.
Жюли до сих пор не понимала, как у нее хватило хладнокровия и самообладания, чтобы уйти тогда, когда она в действительности хотела остаться с ним и позволить произойти всему, что только могло бы между ними быть. Тому, к чему они оба так стремились. Но какие бы желания и чувства не обуревали ее, Жюли понимала, что она поступила так, как и должна была поступить.