Внезапно осознав, какое это будет наслаждение очаровывать Мег сонетами, цветами и украденными поцелуями, он принял решение.
— Я принимаю ваше предложение и готов жениться на Маргарет.
Сэр Уильям издал вздох облегчения, с него словно тяжесть свалилась.
— Черт побери! — воскликнул он. — Вы об этом не пожалеете! Готовы вы жениться, скажем, через три недели?
Уортен откровенно расхохотался.
— Вам не кажется, что Мег нужно побольше времени, чтобы привыкнуть к мысли стать леди Уортен?
— Лучше сразу ее ошеломить и покончить с этим! Я свою дочь знаю! Три недели и ни днем позже!
Уортен наклонил голову.
— С моей стороны возражений нет! Я надеюсь только, что Мег не станет презирать меня за сегодняшний сговор.
Сэр Уильям снова почувствовал стеснение в орле.
— Да, дело вам предстоит нешуточное. Ну а я доволен, по крайней мере, насколько возможно быть довольным в моем положении. Присылайте ко мне вашего поверенного, когда вам будет угодно.
— Есть еще одно обстоятельство, — сказал Уортен. — Пожалуйста, скажите Мег о моем имении. Я не хотел бы, чтобы в день свадьбы она узнала, что я нуждаюсь в ее приданом, чтобы спастись от разорения.
Сэр Уильям пренебрежительно махнул рукой.
— Да-да, разумеется. Я обо всем позабочусь.
Послышался осторожный стук в дверь. Мег спрашивала разрешения войти.
Наклонившись в кресле, сэр Уильям с силой сжал руку Уортена.
— Ни слова, пока я не поговорю с ней, — прошептал он. — Я вас оставлю на несколько минут, но помните: Эмилия Хартсхорн.
Мег настолько поразилась, застав отца наедине с Уортеном в библиотеке, что уронила висевшие у нее на плече простыни.
— Папа! — воскликнула она. — Я не знала, что вы заняты.
— Ерунда! Заходи, милочка. Мы как раз говорили о тебе.
— Мне неловко показываться гостям в таком виде, — быстро сказала Мег. Она была в выцветшем голубом муслиновом платье. Ее волосы были схвачены белой лентой, но отдельные пряди выбились наружу, и присутствие Уортена заставило ее остро ощутить небрежность своего туалета. Тем более что сам он выглядел безупречно в темно-синем фраке, лосинах и сверкающих сапогах. Сердце ее предательски дрогнуло, когда он поднялся ей навстречу с поклоном. Как он хорош, в сотый раз подумала она. Мег сама не знала, почему его присутствие внушало ей страх. Она попыталась отступить за дверь, как маленький зверек, почуявший капкан, но отец помешал ей. Обхватив ее за талию, он сообщил ей, что лорд Уортен желает поговорить с ней.
— О нет, папа! — прошептала она. Покраснев, она поспешно поправилась: — Я хочу сказать, я уверена, что все, что может мне сказать милорд Уортен, может быть сказано в вашем присутствии.
Сэр Уильям шутливо ущипнул ее.
— Чепуха. Уортен — мой друг, и он просил меня позволить ему поговорить с тобой. Я не могу ему в этом отказать.
Он вышел, и то, как закрылась за ним дверь, что наполнило Мег самыми дурными предчувствиями.
Мег взглянула на Уортена. Папа был вне себя он, узнав о ее отказе такому жениху, как Уортен. Хотя она и пыталась объяснить ему свои чувства, внушить ему, что она не может уважать Уортена, он и слушать не стал и, швырнув на пол «Морнинг пост», с негодованием удалился.
Что они тут вдвоем обсуждали? Уж конечно, не что иное, как вчерашнее предложение Уортена.
Мег была твердо намерена не давать виконту другой возможности возобновить свои ухаживания, как бы ни желал отец ее брака с этим человеком. Поэтому она вежливо объяснила Уортену, что у нее бездна домашних обязанностей и она надеется, что он поймет, как у нее мало времени.
Опустившись на колени, она начала второпях складывать упавшие простыни.
— Не знаю, что это на меня нашло, все из рук валится. Мы уезжаем из Лондона. Каролина последнее время неважно себя чувствует, хочет как можно скорее вернуться в Стэйплхоуп. Мне тоже не терпится домой. Правда, еще не настало время собирать ежевику на варенье, но у меня есть множество других дел. В это время года я всегда разбираюсь в кладовых, выбирая, что отдать бедным, а что просто сжечь.
Наблюдая за ней, Уортен с трудом мог представить ее себе как Эмилию Хартсхорн — писательницу. Могла ли такая женщина желать, чтобы ей нашептывали на ухо поэтические строки? Он медленно подошел к ней и сказал:
— Вы слишком хороши, чтобы погружаться в такие заботы. Вам больше пристало бродить босиком по покрытым колокольчиками полям или сидеть, склонившись над прудом, погружая в него кончики ваших волос.
Взяв у нее из рук смятую простыню, он раз вернул ее во всю длину. Не сводя с Мег глаз, он опустился рядом с ней на колени и расстелил истончившуюся местами ткань у ее ног, наподобие водного пространства.
— Например, в такой пруд, как этот, — сказал он.
Мег так изумилась его словам и поступкам, что смотрела на него буквально раскрыв рот.
— Пруд? — повторила она в растерянности
— Да, — сказал он, пристально глядя на нее. — Если бы вы склонились над этим прудом, окунули бы ваши бронзовые локоны в его воды? Мне уже давно хотелось это узнать. Весь сезон я только об этом и думаю.
Мег ощутила, как воображение начинает бродить в ней. Сердце ее лихорадочно забилось. Она почувствовала легкое головокружение. Фигура лорда Уортена расплылась перед ее затуманившимся взором. Как странно! Чудно и странно!
— Да, — чуть слышно прошептала она. — Мне кажется, мои волосы коснулись бы воды, хотя и не уверена.
— Я хотел бы увидеть ваши волосы распущенными по плечам и обрамляющими ваше прекрасное лицо.
Он говорил очень тихо, не сводя с нее глаз.
— Мои волосы начинают виться, когда намокнут, — сказала Мег.
Наклонившись к ней через разделявшую их модную гладь», он произнес:
— Венец из бронзовых кружев.
Сердце Мег сжалось в сладкой истоме.
— Как это красиво сказано! Я и не знала, что вы умеете так поэтично выражаться, милорд.
Дотянувшись, он коснулся ее волос.
— В молодости я писал стихи. Всякий юнец сочиняет сонеты в пылу первой любви.
— А ваша первая любовь тоже была рыжей?
Он покачал головой.
— Увы, нет. Сказать вам всю правду? Я безумно влюбился в гувернантку моей сестры, Генриетту Эндовер, красавицу двадцати шести лет. Только что перед этим меня исключили из Итона за то, что я, вымазав чернилами учительский стул.
— Скверный мальчишка, — сказала Мег ласково, желая продлить очарование.
— У мисс Эндовер были прямые темные волосы. Помню, я увидел однажды, как она распустила их по плечам. Я просто обезумел. А у вас длинные волосы, Мег? Я хотел бы знать, могут ли они окунуться в наш пруд. Хоть раз мне хотелось бы увидеть их такими же свободными, как ваш дух.
Мег была заворожена его словами. Она совсем забыла свое стремление уйти из библиотеки как можно скорее. Он заставил ее забыть девическую скромность. Без малейшего колебания она дернула за ленту, скреплявшую волосы. Когда локоны рассыпались, лорд Уортен нежно расправил их у нее на плечах и шее. Он не мог допустить даже мысли о Монтфорде, ласкающем ее слух своими лживыми любезностями.
Мег осмотрелась.
— Боюсь, до воды они не достанут.
— А если вы обопретесь на локоть?
Он втайне надеялся, что она не согласится, опасаясь, что ему не устоять, если он увидит ее на полу возле раскинутой простыни. Но она немедленно легла, опустив голову на руку. Перекинув волосы себе на лицо, она опустила их в воображаемый пруд.
Фантазия ее все больше разыгрывалась. Внезапно в ее сознании возник образ прекрасной Розамунды, лежащей на берегу пруда. Горькие слезы капали в воду. Одна мысль терзала ее — как ей одолеть зловещего графа Фортунатто. И вдруг он, этот злодей, появился перед ней!
«…— Попалась, Розамунда! Теперь тебе не уйти от меня.
Розамунда пронзительно вскрикнула. Но в зарослях лемносских кедров никто не слышал ее жалобных криков. Вулкан не допускал никого в свои сады: преданные слуги повиновались своему божеству.