— Они оба одиноки.
— Ну и что из этого?
Марта останавливает пластинку.
— Без пяти двенадцать!
Юбер хватает бутылку шампанского:
— Я узнал отличный прием открывания шампанского. На днях его продали на бирже идей.
— Я видел, — говорит Дюфрен. — У меня есть свой прием, который еще лучше.
— Давайте…
Пробки выскакивают, оба не проливают ни капли, вид у них чрезвычайно гордый (хотя каждому было бы приятнее, если бы у другого не получилось). Они наполняют бокалы.
— Счастливого года!
— Счастливого года!
Звон бокалов, поцелуи, смех, а под окнами разражается концерт клаксонов.
— Какой чудовищный шум! — говорит Лоранс.
— Им подарили пять минут, как мальчишкам, которым абсолютно необходимо порезвиться между двумя уроками, — говорит отец. — А речь идет о вполне цивилизованных взрослых людях.
— Ба, подумаешь, надо же отметить, — говорит Юбер.
Они открывают еще две бутылки, все отправляются за пакетами, сложенными около канапе, разрезают позолоченные ленточки, разворачивают обертки из яркой бумаги, разукрашенной звездами и елочками, искоса поглядывая на остальных, чтобы понять, кто взял верх в этом потлаче.[12] На сей раз мы, констатирует Лоранс. Они отыскали для Дюфрена часы, которые показывают, который час во Франции и во всех странах мира; для ее отца — восхитительный телефон, копию старинного, который как нельзя лучше подойдет к керосиновым лампам. Другие их подарки менее оригинальны, но утонченны. Дюфрен пошел по линии «механических безделушек». Он подарил Жан-Шарлю «венузик» — вечное сердце, испускающее «тук» семьдесят раз в минуту, а Лоранс «транеовей», который она никогда не осмелится приделать к рулю своей машины, если он действительно имитирует пение соловья. Жан-Шарль вне себя от восторга. Всякие штучки, которые ни на что не нужны, не имеют никакого смысла — его хобби. Она получила также перчатки, духи, носовые платки. Все в упоении, кричат, благодарят.
— Берите тарелки, приборы, накладывайте, устраивайтесь, — говорит Марта.
Гул, звяканье посуды, до чего вкусно, берите еще. Лоранс слышит голос отца:
— Вы не знали этого? Вино нужно согревать только когда оно раскупорено, ни в коем случае не раньше.
— Замечательное вино!
— Жан-Шарль выбирал.
— Да, я знаю одну отличную лавчонку.
Жан-Шарль может счесть замечательным вино, явно отдающее пробкой, но разыгрывает из себя знатока, как и остальные. Они смеются, шутят, а ей шутки не кажутся забавными. В прошлом году… Что ж, ей было тоже не очень весело, но она делала вид; в этом году у нее нет желания принуждать себя, слишком утомительно. В том же прошлом году она думала о Люсьене: своего рода алиби. Она думала, что есть человек, с которым ей хотелось бы быть вместе; сожаление было романтическим огоньком, согревавшим ее. Почему она решила опустошить свою жизнь, сберечь время, силы, сердце, когда она не знает, куда девять время, силы, сердце? Чересчур заполненная жизнь? Чересчур пустая? Заполненная пустыми вещами. Какая неразбериха!
— И все же, если вы проследите линию жизни тех, кто родился под знаком Козерога или Близнецов, вы обнаружите, что в каждой группе есть необъяснимые аналогии, — говорит Вюйно.
— С научной точки зрения не исключено, что небесные светила влияют на наши судьбы, — говорит Дюфрен.
— Ерунда! Истина в том, что в нашу эпоху плоского позитивизма люди испытывают потребность в чудесном как в некоей компенсации. Вот они и создают электронные машины или читают «Планету».
Горячность отца веселит Лоранс, он остался молодым, он моложе всех.
— Это правда, — говорит Марта. — Я предпочитаю читать Евангелие и верить в чудеса религии.
— Даже в религии утрачивается понимание чудесного, — говорит госпожа Вюйно. — Я нахожу поистине огорчительным, что мессу служат на французском языке и в добавок под современную музыку.
— Ах нет! Я не согласна! — говорит Марта своим вдохновенным голосом, — церковь должна жить в ногу со временем.
— Только до известной степени.
Они отходят и вполголоса продолжают дискуссию, которую не следует слышать нечестивым ушам.
Жизель Дюфрен спрашивает:
— Вы смотрели вчера по телевидению ретроспективный обзор?
— Да, — говорит Лоранс. — Мы, оказывается, прожили странноватый год: я как-то не отдавала себе в этом отчета.
— Все годы таковы, и мы никогда не отдаем в этом отчета, — говорит Дюфрен.
Смотришь «Новости дня», фото «Матча» и тут же забываешь. Но когда они собраны воедино, это несколько ошарашивает. Окровавленные трупы белых, негров, автобусы, опрокинутые в кювет, двадцать пять убитых детей, дети, рассеченные надвое, пожары, каркасы разбившихся самолетов, сто десять пассажиров, погибших разом, циклоны, наводнения, разорившие целые страны, пылающие деревни, расовые волнения, локальные войны, вереницы измученных беженцев. До того все мрачно, что под конец почти хочется смеяться. Следует заметить, что смотришь на все эти катастрофы, комфортабельно расположившись в домашней обстановке, и уж никак нельзя сказать, что мир вторгается к тебе: видишь картины, скользящие по экранчику в аккуратной рамке, лишенные своей реальной тяжести.
— Интересно, что скажут через двадцать лет о фильме «Франция через двадцать лет», — говорит Лоранс.
— Кое-что в нем вызовет улыбку, как и в любом произведении о будущем, — говорит Жан-Шарль. — Но в целом фильм правдоподобен.
После всех этих бедствий контраста ради им показали Францию через двадцать лет. Триумф урбанизма: повсюду лучезарные города, напоминающие, с поправкой на высоту сто двадцать метров, ульи, муравейники, только залитые солнцем. Автострады, лаборатории, университеты. Один только минус: под тяжестью чрезмерного изобилия, объяснил комментатор, французы рискуют окончательно утратить энергию. Им показали снятых рапидом беспечных молодых людей, которые не дают себе труда передвинуть ноги. Лоранс слышит голос отца:
— Как правило, через пять лет или даже через год все обнаруживают, что планировщики и иные пророки полностью ошибались.
Жан-Шарль глядит на него с видом утомленного превосходства.
— Вам, вероятно, не известно, что в настоящее время предвидение будущего становится точной наукой? Вы никогда не слышали о «Рэнд корпорейшн»?
— Нет.
— Это мексиканская организация, располагающая сказочными средствами, которая опрашивает специалистов всех отраслей и определяет ведущую тенденцию. В работе принимают участие тысячи ученых во всем мире.
Лоранс раздражает его тон превосходства.
— Во всяком случае, когда нам рассказывают, что французы не будут ни в чем нуждаться… Нет необходимости консультировать тысячи специалистов, чтоб знать, что через двадцать лет у большинства еще не будет ванных комнат, поскольку в домах массовой застройки устанавливают по преимуществу только душ.
Она была шокирована этой деталью, когда Жан-Шарль изложил ей свой проект сборных жилых домов.
— А почему не ванны? — спрашивает Тереза Вюйно.
— Система труб стоит очень дорого, это подняло бы цены на квартиры, — говорит Жан-Шарль.
— А если снизить прибыли?
— Но, дорогая, если их слишком сократить, никто не станет интересоваться строительством, — говорит Вюйно.
Жена смотрит на него неприязненно. Четыре молодые пары: и кто кого любит? За что любить Юбера или Дюфрена, за что вообще можно кого-нибудь любить, когда спадает жар первого физического влечения?
Лоранс выпивает два бокала шампанского, Дюфрен объясняет, что в делах с земельными участками трудно провести границу между жульничеством и перепродажей: приходится идти в обход законов…
— Но то, что вы рассказываете, очень тревожно, — говорит Юбер. Он, кажется, в самом деле огорошен.
Лоранс обменивается с отцом понимающей улыбкой, они забавляются.
— Я отказываюсь в это верить, — говорит он. — Когда хочешь остаться честным, возможности находятся.
12
Английское слово индейского происхождения. Праздник американских индейцев, на котором присутствующие обмениваются подарками, состязаясь друг с другом в богатстве.