Не прошло и десяти минут, как лорд Манвилл вошел в салон, где его ждала бабушка. Теперь на нем был элегантный плащ для верховой езды из ткани высшего качества, на галстуке виднелась жемчужная заколка, а желтый жилет гармонировал с желтой гвоздикой в петлице.
– Бабушка! – воскликнул он, подходя к пожилой леди, сидевшей на одном из обитых атласом диванов. – Извини, что заставил тебя ждать, но я и подумать не мог о таком неожиданном удовольствии, как твой визит.
Вдовствующая герцогиня Торн позволила взять ее старые ревматические руки в черных перчатках и прикоснуться к ним губами. Она оценивающе оглядела внука с ног до головы, когда он, приподняв полы плаща, садился рядом с ней на диван.
– Что привело тебя в Лондон? – спросил лорд Манвилл.
– Ее величество, кто же еще? – ответила вдова. – Могу заверить тебя, Сильванус, что я не проделала бы этого трудного пути по грязным дорогам по какой-либо другой причине.
Поскольку вдовствующая герцогиня была известна своей манерой неожиданно появляться в Лондоне в любое время года и было известно, что ей, по выражению ее детей, не сидится на месте, лорд Манвилл улыбнулся.
– Я знаю, что ты обожаешь приезжать в Лондон, бабушка, – сказал он. – Как же иначе тебе удавалось бы узнавать о самых последних скандалах, если бы ты засела у себя в деревне слишком уж надолго?
– И того, что я слышу, мне достаточно, чтобы быть в курсе, – резко ответила вдова. – Ее величество спросила меня, когда ты женишься. Какая жалость, я не могла дать ей ответа.
– Не говори со мной о женитьбе, – умоляющим тоном произнес лорд Манвилл. – Сегодня утром я уже наслушался об этом достаточно, чтобы у меня появилось желание вообще больше никогда не слышать об институте брака.
– Значит, Адриан приходил к тебе по этому поводу? – спросила вдова с неожиданным блеском в глазах. – Я встретила его в дверях в ужасно мрачном расположении духа и подумала, что это, возможно, из-за тебя.
– Бабушка, я вижу, ты умираешь от любопытства, желая узнать, зачем Адриан приходил ко мне, – сказал лорд Манвилл. – Ну что же, ты верно догадалась. Он хочет жениться на какой-то дочери священника, которую встретил в Оксфорде.
– И ты запретил ему делать это? – спросила вдова.
– Конечно, – ответил лорд Манвилл. – Невозможно вообразить себе более неравный брак, а ведь ему всего двадцать лет.
– Адриан всегда был сентиментальным, романтическим созданием, – сказала вдова. – Полагаю, ты был прав, хотя запрет жениться мог, на мой взгляд, придать ему решимости не подчиняться тебе.
– Довольно трудно не подчиняться кому-нибудь, когда у тебя нет денег, – заметил лорд Манвилл.
– То есть ты пригрозил прекратить выплачивать ему содержание? – спросила вдова.
– Что мне нравится в тебе, бабушка, – воскликнул лорд Манвилл, – так это то, что в разговоре с тобой не надо самому расставлять точки на i! Ты всегда предвидишь все заранее. Если было бы больше таких, как ты, жизнь была бы гораздо легче.
– Мир полон дураков, – едко заметила вдова. – Ну хорошо, ты распорядился заботами Адриана, а как насчет твоих собственных?
– А разве они у меня есть? – с невинным видом спросил лорд Манвилл.
– Ну полно, не пытайся обмануть меня, мальчик, – сказала герцогиня. – Тебе ведь так же хорошо, как и мне, известно, что в городе о тебе ходят разговоры. Даже Ее величество, должно быть, слышала что-то, и она даже отвлеклась от разговора с принцем, чтобы спросить, когда же ты найдешь себе жену.
– Ее величество настолько счастлива в своем замужестве, – сказал лорд Манвилл, – что желала бы, чтобы все ее подданные пребывали в одном и том же блаженном состоянии, которое называется «один мужчина для одной женщины».
– Это явно не про тебя! – заметила вдова. – Но насчет королевы ты прав. Нынче она не может говорить ни о чем, кроме как о достоинствах принца Альберта. Если бы все мужчины были такими, как он, я бы осталась девственницей.
– Ну, бабушка, будь поосторожнее в выражениях, – предостерегающим тоном произнес лорд Манвилл; в глазах же его мерцали огоньки смеха.
– Я никогда особенно не утруждала себя следить за своей речью, – резко ответила вдова. – Я, слава богу, не принадлежу к этой лицемерной эпохе. В Букингемском дворце так скучно, что чуть ли не галлюцинации начинаются. Когда я вспоминаю веселые карлтонские времена, когда регент швырял деньгами направо и налево, то невольно думаю, что жизнь молодых людей сегодня, должно быть, очень скучна.
– Но нам все-таки удается немножечко развлекаться, – сказал лорд Манвилл.
– Ну, тебе-то, конечно… ты другой, – заметила его бабушка. – Кроме того, ты мужчина, а представители твоего пола всегда могут найти кого-нибудь для своих причуд, например, прелестных наездниц, а, Сильванус?
– О, бабушка, кто же это наговорил вам подобное? – спросил лорд Манвилл. – Вам не следует даже знать это выражение, а тем более произносить.
– Не будь таким глупым, – парировала вдова. – Ты что, газет не читаешь? На днях в «Таймс» была статья о них. Должна заметить, что я была до некоторой степени удивлена. Такого рода вещи в «Таймс» обычно не публикуются. А леди Линч послала мне вырезку из «Субботнего обозрения» на ту же тему.
– О чем же там говорилось? – полюбопытствовал лорд Манвилл.
– Там говорилось, – ответила вдова, – что сейчас уже никто не употребляет слов «проститутка» или «шлюха». Находят прекрасные эвфемизмы; предполагается, видимо, что название профессии будет звучать благороднее. Прелестная наездница, ну и ну! В мои дни потаскуха была потаскухой.
Лорд Манвилл засмеялся.
– Бабушка, ты неисправима!
– Возможно, – ответила старая леди, – но мне бы хотелось услышать что-нибудь о них – об этих прелестных наездницах.
– Для начала скажи, что ты уже знаешь? – спросил лорд Манвилл.
– У леди Линч три дочери на выданье, – ответила вдова. – Должна признать, они не очень-то приятные особы, но добродетельные и, несомненно, из тех, которые, когда им предоставляется возможность, становятся благонравными женами и хорошими матерями. Но, как говорит ее светлость, у них мало шансов.
– Ты имеешь в виду, никто не делает им предложения? – спросил лорд Манвилл. – Ну и кто же в этом виноват?
– Очевидно, виноваты прелестные наездницы, – ответила вдова. – Девиц Линч водят по балам, магазинам, званым обедам, концертам, театрам, скачкам, но все напрасно. Подходящие с виду потенциальные женихи танцуют с ними, иногда даже флиртуют, поглощают еду их родителей и пьют их вино, но для развлечений возвращаются к прелестным наездницам.
Лорд Манвилл смеялся до тех пор, пока слезы не показались у него на глазах.
– Бабушка, ты уморишь меня когда-нибудь, – заявил он. – Никогда не слышал такой грустной истории! Но что поделать? Если девушки недостаточно привлекательны, кого винить?
– Тебя и твоих друзей, – отрезала вдова. – Валяете дурака со всякими простушками с хорошенькими личиками. Ты что же, полагаешь, кто-нибудь подумал бы о них дважды, если бы такие, как ты, не платили за их шикарную одежду, претенциозные шляпы, подогнанное по фигуре белье и, конечно, за их гладкую плоть. Если вы разоденете их в эти тряпки и выведете в таком соблазнительном виде в свет, то никого не будет волновать тот факт, что у них куриные мозги и ни на грош здравого смысла.
– Дражайшая моя бабушка, – тоном спорщика начал лорд Манвилл, – уверяю тебя, жрицы любви существовали с незапамятных времен, и ни ты, ни я, что бы мы ни говорили, не можем помешать мужчинам искать развлечений среди маленьких голубок, так соблазнительно порхающих и в то же время не настаивающих, чтобы те, кто имеет с ними дело, непременно были навеки прикованы к ним золотым кольцом. И не говори мне, будто ты не знала, что такие создания существовали и в дни твоей молодости.