Она судорожно начала было приводить их хоть в какой-нибудь порядок, но лорд Манвилл, подойдя сзади, взял ее за руки.
– Не надо, – с настойчивостью в голосе попросил он, – не трогайте свои волосы! Если бы вы только знали, как я желал увидеть их вот так.
Она с удивлением посмотрела на него, чувствуя, что прикосновение его пальцев вызывает у нее какую-то необъяснимую дрожь.
– Я должна извиниться, – начала она, и никакого протеста в ее голосе уже не чувствовалось; вместо этого слышались тревога и покорность, что выглядело чрезвычайно трогательно.
– Нет, вы совершенно правильно поступили, – ответил он. – Это мне надо извиняться перед вами за свою невнимательность и беспечность.
– Вы понимаете, что я чувствую к Пегасу? – спросила Кандида.
– Конечно, – ответил он. – Мне бы совсем не хотелось, чтобы хоть с Громом, хоть с какой-нибудь другой из моих лошадей обращались подобным образом. Мне всегда казалось, что шпора необходима при езде на дамском седле, но вы убедили меня, что без нее вполне можно обойтись.
Улыбка озарила лицо Кандиды, и она вдруг осознала, что он все еще держит ее за руки, сам находясь почти вплотную к ней. Она пошевелила пальцами.
– Я должна привести себя в порядок, – прошептала она.
– Зачем? – спросил он. – Вы прелестно выглядите, разве вы этого не понимаете?
Было в его голосе нечто такое, от чего ее сердце подпрыгнуло в груди и она не могла пошевелиться.
– Кандида! – хрипло спросил лорд Манвилл. – Кандида… что случилось с нами?
Не имея сил ответить, Кандида молчала, и через секунду он сказал:
– Почему вы глядите в сторону? Не может быть, чтобы вы боялись меня.
– Н-нет… нисколько, – прошептала она и, заставив себя повернуть голову, посмотрела ему в глаза.
Его лицо приблизилось к ней, и он обнял ее за плечи. Он почувствовал, что она дрожит; затем прикоснулся к ее губам. Он бы никогда раньше не поверил, что женские губы могут быть такими мягкими, нежными, податливыми. Наконец, издав тихий стон, она повернула голову в сторону.
– Почему вы отворачиваетесь? – спросил лорд Манвилл, и в голосе его чувствовалось сильное волнение. – Неужели вы все еще сердитесь на меня?
– Нет, – шепотом ответила она. – Дело… не в этом.
– А в чем же тогда? – спросил он. – Не может быть, чтобы вы меня все еще боялись.
Она покачала головой и тихо проговорила:
– Не… вас, а, мне кажется… себя.
– Но почему, дорогая моя? – спросил он. – Я не понимаю.
– Вы… внушаете мне… какое-то странное чувство, – запинаясь, пробормотала она. – Я не могу этого объяснить… Просто, когда вы… рядом со мной… как сейчас, например… я чувствую, что мне трудно… дышать, но все же… это… восхитительно.
– О, моя милая!
Взяв ее руку, он покрыл ее поцелуями.
– Я не могу выразить, как мне приятно слышать от вас такие признания. Понимаете ли вы, дорогая моя, что это должно было случиться? Мне кажется, я понял это, когда вы стояли тогда на ступенях в своем розовом платье и казались такой маленькой, такой юной.
– Мне было… страшно, – сказала Кандида.
– Я видел это, – ответил он. – У вас очень выразительные глаза, Кандида, и по ним можно было это прочесть. И все же, когда я сказал, что вам придется иметь дело с Адрианом, вы, похоже, испытали облегчение, и это так часто беспокоило меня. Почему, скажите же мне?
– Вы такой… знатный, величественный и занимаете такое… важное положение в обществе, – ответила Кандида. – Я боялась… обмануть ваши… ожидания.
– О, дорогая вы моя, – с улыбкой на губах сказал он. – Найдется ли в этом мире еще кто-нибудь такой же пленительный и очаровательный, как вы? Кандида, мы будем счастливы вместе. Я столько хочу показать вам, столь многому научить вас! Когда вы впервые поняли, что любите меня? Скажите мне, я должен знать!
Была в нем какая-то властность, которой она не могла сопротивляться.
– Мне кажется, я осознала это… лишь сейчас, – ответила Кандида. – Раньше я просто всегда… хотела, чтобы вы были… рядом. Комната казалась… пустой, когда вас… не было там, и в доме было… как-то слишком тихо.
В улыбке, появившейся на лице лорда Манвилла, читалось невыразимое счастье. Затем он, притянув ее ближе, приподнял свободной рукой маленький подбородок и повернул ее лицо к себе. На этот раз она не отворачивалась. Его нежный поцелуй понемногу переходил в сильный и властный, и все же ей не было страшно.
Она чувствовала, как что-то пробуждается внутри нее – пламя, которое будто прожигало насквозь ее тело, и она не замечала и не чувствовала ничего, кроме его губ, его близости к ней и счастья, казавшегося ярче солнца.
У нее было чувство, будто птицы вокруг пели песню красоты и восторга, уносившую ее и его под небеса, и теперь она дрожала не от страха, а от безумного восторга, потому что все происходящее казалось слишком удивительным и прекрасным, чтобы можно было это вытерпеть.
Сколько они так просидели, Кандида не представляла, но в конце концов они ослабили объятия и она сказала:
– Вы должны… возвращаться… Они начнут думать… что случилось… с вами.
– А вы поедете со мной? – спросил он, и Кандида подумала, что еще никогда в своей жизни не видела, чтобы мужчина выглядел таким счастливым.
– Да, конечно… если вы хотите.
– Если я хочу… – тихим голосом сказал он и, взяв ее за руки, повернул их ладонями вверх и поцеловал сначала одну, затем другую. – Мое сердце в этих маленьких руках. Поедемте, дорогая, мы не должны ничего бояться. Какое все это имеет значение?
– Они останутся на ужин? – негромко спросила Кандида.
– Боюсь, что да, – ответил он. – Я не мог отказать им в гостеприимстве: обо всем было договорено. Потом они уедут, и мы останемся вдвоем, как только что были, но на этот раз все будет по-другому.
– Совсем… по-другому, – тихо и нежно сказала Кандида.
Поискав среди фиалок, они нашли достаточно шпилек, чтобы привести в надлежащий вид ее волосы. Лорд Манвилл помог ей надеть пиджак и поцеловал ее в щеку, а затем, повернув к себе, – в губы.
– Это наш лес, – сказал он. – Я никогда не думал, что в моем поместье может быть заколдованное место. На самом ли деле все это происходит, или ты, Кандида, – колдунья и внушила мне, что это самый удивительный и волшебный лес во всем мире?
Кандида оглянулась и посмотрела на уступ, на котором они сидели, на лучи солнечного света, проникавшие сквозь листву деревьев, на синеву теней там, где солнца не было, на золотистую примулу и на бело-пурпурные фиалки.
– Наш волшебный лес, – тихо сказала она. Он снова приподнял ее лицо к своему.
– Мне трудно думать о чем-либо, кроме тебя, Кандида, – сказал он. – Я чувствую себя пьяным от твоей красоты, нежности, от прикосновения твоих губ. Я будто выпил нектара богов и не знаю, смогу ли когда-нибудь стать таким, как прежде.
– У меня… примерно такое же… чувство, – прошептала Кандида, и, держась за руки, они пошли из леса на поиски лошадей.
Пегас подбежал тотчас же, как только Кандида позвала его. Гром, хоть и не прискакал послушно на зов, но, по крайней мере, не убегал, когда лорд Манвилл подходил к нему. Они отправились в обратный путь. Ехали они медленно, как будто им трудно было возвращаться в прежний мир и они изо всех сил пытались отсрочить это.
Наконец впереди стал виден дом усадьбы Манвилл. Возле главной двери стояли в ожидании конюхи, и Кандида быстро сказала:
– Я пойду в свою комнату.
– К ужину спуститесь, пожалуйста, немного пораньше, – попросил лорд Манвилл. – Я должен переговорить с вами наедине, прежде чем придут остальные.
– Постараюсь, – пообещала она.
Но, дойдя до своей спальни, она обнаружила, что времени прошло гораздо больше, чем она думала. Когда она приняла ванну, а горничная уложила ее волосы, ей стало ясно, что у нее и лорда Манвилла будет совсем немного времени, чтобы побыть наедине.