Сестры не жаловались на то, что скучают по лондонской жизни. Быть в центре внимания жителей скромного городка больше устраивало Маргарет, чем незаметное существование среди тысяч и тысяч девушек в лондонском обществе. Луиза тоже казалась довольной, потому что сельский покой вполне соответствовал ее характеру. Она любила сад у коттеджа Морли с его видом на залив и старыми деревьями в нашем саду. Этот сад был намного больше того, что имелся у нас на Ред-Лайон-сквер. Там у нас, конечно, были садовники, теперь же Луиза почти всю работу с удовольствием делала сама. Климат тоже бросал ей вызов, ибо соленый ветер требовал высаживать более стойкие растения, нежели те, что процветают под мягким лондонским небом, — можжевельник и шалфей, армерию и синеголовник. Она выращивала замечательные кусты роз, более красивые, нежели те, что были у нас в Блумсбери.
Из нас троих я больше всех думала о Лондоне. Мне недоставало обращения с друзьями, обмена интересными мнениями. В Лондоне мы жили в кругу адвокатских семей, и светские мероприятия не только развлекали, но и умственно стимулировали наше развитие. Частенько сиживала я с братом и его друзьями за обедом, когда они обсуждали, каковы перспективы у Наполеона, или следует ли Питту снова становиться премьер-министром, или что надлежит делать с работорговлей? Время от времени я даже вносила свой посильный вклад в общий интеллектуальный разговор.
В Лайме, однако, я подобных бесед не слышала. Хотя у меня имелось мое увлечение ископаемыми находками, обсудить его я могла лишь с очень немногими соседями. Читая Хаттона, Кювье, Вернера, Ламарка или других натурфилософов, я не имела возможности обратиться к друзьям с вопросом, как они воспринимают радикальные идеи этих ученых. Горожан Лайма окружали весьма примечательные природные феномены, но они не выказывали к ним большого любопытства. Вместо этого они говорили о погоде и приливах, рыбной ловле и урожаях, отдыхающих и летнем сезоне. Можно было подумать, что они должны всерьез задуматься о планах Наполеона или о войне с Францией, пускай хотя бы только в силу того воздействия, которое это оказывало на небольшую судостроительную промышленность в Лайме. Но местные жители обсуждали починку волнолома, или недавно открывшуюся новую купальню, или то, достаточно ли мелкий помол муки обеспечивает городская мельница. Летних посетителей, с которыми мы знакомились в Курзале или после воскресной службы, можно было порой воодушевить на обсуждение более насущных тем, но зачастую они старались избегать серьезных разговоров и наслаждались местными новостями и сплетнями.
Меня это особенно расстраивало, поскольку окаменелости, которые я находила, были очень загадочны и вызывали у меня множество вопросов, на которые я не находила ответов. Например, аммониты, самые поразительные окаменелости, найденные мною в Лайме, — чем именно они были? Я не могла поверить, что они были древними змеями, как считали местные жители. Почему они свертывались в шары? Никогда не слышала, чтобы змеи делали нечто подобное. И где были их головы? Всякий раз, находя аммонит, я тщательно его осматривала, но ни в одном не обнаруживала и следа головы. Было очень странно, что я находила на пляже так много окаменевших аммонитов, но никогда не видела ни одного живого экземпляра этих странных существ.
Не похоже, однако, чтобы это хоть сколько-нибудь занимало других. Я надеялась, что кто-нибудь за чашкой чая в нашей гостиной обратится ко мне с таким вопросом: «Вы знаете, мисс Филпот, аммониты напоминают мне скорее улиток. Не думаете ли, что это некая разновидность улиток, которой мы не видели прежде?» Вместо этого они говорили о грязи на дороге из Чармута, или о том, что собираются надеть к следующему балу, или о бродячем цирке, который собираются посетить в Брид-порте. Если они и говорили что-то об окаменелостях, то лишь затем, чтобы остудить мой интерес.