— А что значит качественно? — поинтересовался я. — Всё это общие слова. Приведи конкретный пример.
— Пример, пример… — задумался Саша, — конкретный… Начало восьмидесятых. На речном круизном пароходе «Советский Союз» познакомился со своей будущей женой. Королева была! На неё все мужики глаз тогда положили. А досталась мне. Не круиз был, а сказка из «Тысячи и одной ночи». Гуляли тогда на всю катушку. Главное — было на что. До этого год в геологической партии провёл в полярной тундре, деньги немалые заработал. Можно было квартиру купить. А я праздник жизни устроил. Вот и в Горьком, куда зашли на короткое время, сразу — в ресторан. Из окон Волга видна: теплоходы плывут, наш «Советский Союз» у причала отдыхает, день ясный — красота! Ну я шампанское брют заказал, чёрной икорки, фрукты… Сидим, наслаждаемся жизнью, шампанское в нос бьёт, икра на языке тает. Сейчас мне это и даром не надо. А тогда… Хотелось пыль в глаза пустить. Тем более что рядом королева такая.
Да ещё назойливо вертелось в голове: «Человек создан для счастья, как птица для полёта…» В школе ещё учили: не то Горький, не то Короленко.
Пока мы так сидели — а счастливые часов не наблюдают, — смотрю, а наш пароход уже швартовы отдаёт. Разворачивается и положенным курсом идёт вверх по течению. Выбегаем на набережную — всё, конец: машины у «Союза» на полный ход поставлены, только пенный бурун за кормой. Гудочком погукивает, бестия. Нас голяком на причале оставил. Что делаю я? Не могу же при своей королеве марку потерять. Приметил у четвёртого причала катер водной милиции на подводных крыльях. Подбегаю. Двое мильтонов сидят: один лейтенант, другой сержант, рубахи голубые, фуражки с белыми чехлами — красавцы.
«Товарищи, — обращаюсь к ним, — отсюда пароход только что отошёл, а мы отстали. Помогите, если можно». — «А чем мы поможем? — зевает лейтенант. — Не погонимся же за пароходом вашим, его и след уже простыл». — «Так я не бесплатно…» — «Не, у нас горючее лимитировано. Только по экстренному случаю выезжаем». — «Так это и есть экстренный!» — говорю. «Да-да, экстренный! Не хватало ещё, чтобы милиция туристов по Волге катала», — хриплым голосом заявил старшина, а лейтенант активно закивал головой и подтвердил: «Вот-вот, отродясь ещё такого не бывало».
«Ну, — думаю, — зря я, что ли, на Чукотке ноги и другие органы морозил?»
«Даю четвертной за посадку и ещё столько же, когда к борту «Союза» подойдём». Лейтенант посмотрел на меня снизу, оценил мою красавицу и произнёс умиротворённо: «С этого надо было и начинать…»
Сели мы в катер, сержант включил зажигание, катер взревел своим многосильным мотором, вышел на фарватер и сразу встал на крылья. Скорость почти как в самолёте. Моя Дульцинея от счастья сияет, водная милиция улыбается, а герой — я! Будто не на подводных крыльях летим, а на крыльях любви. Да в принципе так и было. Минут через пятнадцать показалась корма нашего ковчега. Лейтенант поравнялся с бортом, вырулил на уровень ходовой рубки и в мегафон дал команду: «Прошу сбавить ход! Примите на борт пассажиров!» Народ на палубу высыпал. Все глазеют. Капитан машину застопорил. Пароход по инерции всё ещё движется. Матросы парадный трап с левого борта приспустили, и катер к его нижней площадке плавно подрулил. Я свою даму под ручку с катера ссадил, сам героем на трап вспрыгнул, и мы красиво на борт своего парохода поднялись под завистливые взгляды пассажиров. Особенно женщин. Милиция сделала почётный круг около нашего белоснежного лайнера, пожелала нам счастливого плавания и была такова.
Нам тогда удалось догнать «Советский Союз». Сейчас это уже невозможно.
Два-три дня только и было разговоров по этому поводу на пароходе. Наше романтическое путешествие стало настоящим событием в спокойных речных буднях. Мы всюду видели восторженные, а иногда и завистливые взгляды пассажиров. Ну а я сравнивал себя, как минимум, с Гераклом, совершившим очередной, тринадцатый, подвиг.
Вот вам и пример проявления пламенных и почти бескорыстных чувств. Почему «почти»? В следующую же ночь сделал ей предложение стать моей женой. Здесь, конечно, корысти особой и нет, но время и ситуация были выбраны мною точно. Она, не скрывая своего восторга, сразу и согласилась.
«Вот оно, качество жизни, — думалось мне, — вот оно, «горьковское» счастье!»
По прошествии лет всё это ушло в предание. Выросли дети. Нас оставили в двухкомнатной квартире. И это отчасти спасает: у неё своя комната, у меня своя. Говорить нам не о чем. Общих тем и похожих взглядов на жизнь не оказалось. Жена моя стала толстой, неповоротливой и непривлекательной. Пересекаемся изредка на кухне. Она готовит для себя, я, соответственно, для себя. Еда её, в отличие от первых лет супружества, стала невкусной, пресной, просто несъедобной. А какая была кухарка! Борщи с золотистой масляной плёночкой — не оторваться, шедевр! Беляши — за уши не оттянешь! Треска в томате — гастрономический изыск! А потом всё хуже и хуже. В конце концов — никак. Пришлось самому стряпать. Да у меня уже и диета своя. Беляши из неё, например, исключаются полностью. И так далее. В общем, стали совершенно чужие люди. Почему так? Никто не знает. Печально всё это. А ведь готов был на безумства ради неё. А сейчас и видеть неохота. Совершенно другой человек. Ну, и я для неё, наверное, тоже. Преимущества автономной жизни всё-таки перевешивают её недостатки. Так мне видится сейчас. Не надо отчитываться: куда пошёл, о чём думаю, почему так поздно, зачем новый пиджак надел; положил вещь на место — там её и взял, всё на своих местах, на своих полочках, порядок, и никакой суеты… Не прав был Алексей Максимович. Пушкин оказался мудрее: «На свете счастья нет, но есть покой и воля».