***
— Красное платье, сегодняшнее голубое платье, розовое платье, топик, шорты, в которых ты пришла в книжный… — Драко перечислял свои любимые наряды Гермионы, загибая пальцы. — Но есть вид, который я предпочту любому из названных.
Грейнджер склонила голову к плечу, прелестно изогнув бровь.
— Какой?
— Этот.
Малфой отбросил легкое одеяло, укрывавшее их, чтобы явить ее полностью оголенный образ: длинные ноги, золотую кожу, идеальную грудь. Он протяжно выдохнул от восторга, пока она то ли смеялась, то ли возмущалась, хватая ткань.
— Драко!
— Ты откажешь мне в последнем шансе насладиться тобой? — спросил он, отодвинув одеяло, и прильнул губами к ее ключице, спускаясь к груди, у которой задержался, целуя одну, затем другую.
Она выдохнула, скользнув пальцами меж белых прядей.
— Нет.
Малфой перешел от ласк языком к нежному посасыванию, — и менее нежному. Ее вздохи превратились в стоны, и он намеренно навис над ней, ощущая, как все внутри подожглось. Даже несмотря на тот факт, что они занимались этим менее часа назад, едва успев перейти порог спальни.
Гермиона заставила его поднять голову и глубоко поцеловала. Спустя пару мгновений ему удалось вновь спуститься поцелуями по ее телу, однако она сжала его, принуждая остановиться.
— Я хочу тебя внутри, пожалуйста, — прошептала она в темноту.
Он был рад подчиниться.
Они двигались томно, неторопливо.
Он наслаждался каждым мгновением, вкушал каждое ощущение, находясь столь близко к ней, зарываясь лицом в ее волосы и переплетая свои пальцы с ее.
— Драко, Драко, Драко, — шептала она. — Я так счастлива рядом с тобой.
В это мгновение он оторвался от нее и глубоко посмотрел в темные глаза, пока они были едины.
— Я с тобой тоже, — мягко произнес он, поражаясь чувствам, бурлящим внутри.
Малфой уткнулся носом в мягкую кожу ее шеи.
С тобой. С тобой. С тобой.
Его губы двигались в бесшумной мантре, подобной заклинанию, пока он не забыл, на что именно отвечает, пока наслаждение не захватило их обоих, и пока они не легли рядом, освобожденные и окутанные тишиной после шторма.
— Как бы все было, — спросила Гермиона спустя некоторое время, переплетя с ним пальцы и поднеся их к губам, — если бы в этом году мы отправились в Хогвартс?
Он уловил зарождение улыбки в тоне ее голоса и повернулся на бок, чтобы быть лицом к лицу.
— Вместе? — спросил он.
Она тоже повернулась.
— Да, — сказала она, расплываясь в улыбке, когда потянулась, чтобы провести пальцем по его переносице.
— Полагаю, — начал он, — для начала мы бы сели на поезд.
Гермиона промычала.
— Я бы взял тебя за руку, — произнес Драко, повторив сказанное наяву и прижал ее руку к себе.
— Кто-то же увидит! — ее глаза засияли в приглушенном лунном свете, проникающем через окно спальни.
— В этом и суть, — он не сдержал ухмылку, когда Гермиона тихо рассмеялась. — Кроме того, мы бы точно сидели вместе.
— В отдельном купе, предоставленном лишь нам двоим, ведь никто не сел бы с нами, — она хихикнула. — Хотя Блейз и Лав, быть может…
— Вполне. Хотя Забини иногда может проявить предрасположенность к самосохранению…
Гермиона рассмеялась.
— Люди будут в шоке.
— Будут, — согласился он. — Особенно после того, как я склонюсь и поцелую тебя, — на этих словах он приблизился, захватив ее губы, а она сладко ответила.
— И когда я поцелую тебя?
— Это, определенно, шокирует их еще больше.
— Можешь себе представить? — она прикусила свою губу, покачав головой. — У нас могли бы появиться зрители.
— Что весьма досадно, — Малфой снова навис над ней, утягивая глубже в поцелуй, — потому что я всегда хотел сделать в этом поезде нечто запрещенное.
— Да? — спросила она, двинувшись ему навстречу пригласительным образом, и Драко рвано выдохнул ей в шею.
— Да. Дезиллюминационные чары? Затемняющее заклинание на окнах?
— Перуанский порошок мгновенной тьмы? — пробормотала Гермиона, очертив языком мочку его уха.
— Или я бы мог просто… Опуститься. На колени. Под столом, — сказал он, отделяя каждое слово поцелуем, пока спускался по груди, ребрам и ниже, к соединению ее ног и бедер.
Малфой провел языком, и Гермиона втянула воздух.
— Это было бы очень изобретательно. Мы могли бы переместиться в одну из уборных.
— Они… ограничительно маленькие, — презрительно произнес он, оставляя поцелуи на ее животе.
— А если бы ты нагнул меня над раковиной?