— Уехала, где…
— В Монако, что ли?
— Да какое Монако… — с раздражением сказал Николай — на Ставрополье, волонтером каким-то. Чтобы это все волонтерство…
Николай был подлинно русским — волонтерство он считал опасным бредом, тем более — на юге. Спросите у него про волонтерство и Кавказ — он вас расскажет, что к чему.
— Смотри, вот вернется…
Санек дал словоохотливому Генке локтем в бок. Тот все время подъе…вал, в том числе и не в дело. Начнется разборка, а тут и кавказцев полно — то-то они порадуются, смотря, как русские друг друга мутузят.
— Чо ты сказал…
— Да ничо.
— Проехали…
Снова зазвонил телефон. Ник глянул — опять. На сей раз материн.
— Опять зов предков?
— Не говори. Забодали уже.
— Смотри!
Опоздали. Красивый фланговый прорыв одного из игроков Барсы завершился взятием ворот. Размочили…
— Твою мать…
Переживали все — и чеченцы и дагестанцы и русские. Как то получилось, что в этом баре все болели за МЮ.
— Теперь все.
— Точняк. Восемнадцать минут.
— Не каркай. Еще покажут…
В этот момент — Николай заметил, что в соседней компании — говорят по телефонам сразу трое, лица серьезные — совсем не под стать отдыху под пивко да под футбол. Но он этому значения не придал — мало ли у черных какие терки.
— Черт… — попытка прорыва Манчестера была безжалостно пресечена еще за десяток метров до штрафной.
— Все, сдулись…
— Батя?
— Ты где? — сухо спросил отец.
— В баре. Матч смотрю тут…
— Ты на машине? Бери машину и немедленно домой. Живо!
Отец говорил так же четко и жестко, как ставил задачи подчиненным.
— Бать, какого хрена…
— Поговори! Немедленно домой! Неладное начинается!
Николай знал отца. И знал, что такой сухой, холодный тон, скупые фразы — у него начинаются тогда, когда действительно что-то неладно.
— Щас приеду…
Николай спрятал телефон в карман, поднялся.
— Ты куда?
— Домой. Батя зовет. Случилось что-то.
— Привет семье. Завтра идем.
— Точняк.
— А телку для тебя.
Николай прикинул.
— Не, не надо. Просто за компанию посижу.
— Как знаешь…
Хорошо, что Николай не столкнулся в дверях с кем-то из кавказцев, спешно покидающих бар. Иначе его могли бы убить, прямо там.
«Брабус» завелся «с полпинка» — так говорили потому, что раньше заводили мотоциклы ножным стартером, а они обычно не заводились, вот и пошло выражение — с полпинка. Тронувшись, он газанул и проскочив переулок — выехал на улицу, не заметил, что в баре — разлетелось стекло. Если бы заметил — остался бы тут, впрягся бы за друзей, и дело кончилось бы плохо.
Эта улочка особо никуда ни вела, ни к офисам, ни к моллам — поэтому, она была полупустой. Газанув, он проскочил ее в мгновение ока, победно сверкая ксеноном выкатился на Волоколамку, покатил в сторону Садового кольца.
То, что дело неладно — он понял почти сразу. Троллейбус стоял чуть в стороне от остановки, в тусклом свете было видно, как разбегаются люди. От чего — непонятно. Чуть дальше — стояла черная «Приора», перегораживая путь к остановке. Он только пожал плечами и прокатил мимо, не зная, что двое кавказцев ворвались в салон троллейбуса, ударили по голове водителя и расстреливают русских из травматических пистолетов, а еще двое — избивают продавщицу в торгово-остановочном комплексе. Так — кавказцы выражали свое негодование по поводу гибели Шамиля Басаева и реакции русских на форуме. Он прокатился мимо, заметил синие всполохи дальше по трассе — полиция спешила на помощь…
А вот чуть дальше — происходило уже такое, от чего он притормозил от изумления.
Какой-то внедорожник въехал в низко расположенную витрину торгового центра, дело в принципе обычное — но это было еще не все. Стояла машина, шмыгали какие-то люди — грабили. Еще двое — что-то делали — он понял, что, когда шарик хлестко ударился о боковое стекло, хорошо, не разбил. Эти двое — расстреливали проезжающие машины.
— Твою мать, вы что, охренели?!
Какая-то разумная сила — раньше она не проявлялась — заставила его нажать на газ вместо того, чтобы нажать на тормоз, взять биту и пойти разбираться. Как и многие московские водители — Николай возил в машине бейсбольную биту, чтобы прибегнуть к ней в случае дорожного конфликта. Возможно — он вспомнил предупреждение отца.
Доехал до Садового кольца. Обратил внимание на стоящие патрульные машины полиции, присвистнул — машины было две, четверо полицейских смотрели по сторонам, у каждого из них был автомат. Его пропустили — такие тачки как у него не останавливали разве чтобы дань срубить. Чуть дальше — еще полицейские кого-то шмонали, поставив у машины враскорячку.
Они жили в старом доме, советской еще постройки, сейчас благодаря близости к Кремлю и проделанному ремонту квартиры там неимоверно поднялись в цене. Если раньше — во дворе играли дети и гуляли старушенции — божьи одуванчики, то сейчас вход во двор был перегорожен массивной, трехметровой стальной решеткой, отделяющей их двор от всей остальной Москвы. Сверху, не слишком заметные с земли были часто посаженные штыри — лезвия, перелезть через нее было почти невозможно. На машине можно было въехать, открыв ворота, а не шлагбаум.
Ворота надо было открывать самому, но сейчас они открылись, стоило только ему подъехать. За воротами — стоял Витек… да, Витек, бывший десантник, который устроился охранником, у него была сторожка рядом с воротами. Сейчас Витек — надел на себя черную разгрузку и держал в руках Сайгу-12К, свое штатное оружие. В отличие от большинства обычных домовых охранников, вооруженных разве что травматом — здесь не шутили.
Николай тормознул, опустил стекло.
— Что делается то?
— Басаева мочканули в Ростове.
— Кого?!
Николай не сразу понял, о ком идет речь. Когда Басаев захватил больницу в Буденновске — он был еще маленьким. А потом — все забыл, если все помнить — голова лопнет.
— Басаева. Говорят, он мертвый был, а сейчас по телеку показали. Они там целой бандой пришли, их казаки в хлам расх…ачили.
— Ладно…
Николай нажал на газ — все равно, он не понял, о чем идет речь. Дома сядет в Интернет, там все и узнает…
Машину он припарковал нормально, его место было свободно — а вот подняться в квартиру было проблемой. По лестнице, узкой по советским еще норма построенной — тащили вещи. Много вещей, какие-то баулы. Внизу стоял Mercedes R500, Николай знал эту машину. А вот и он сам.
— Уезжаете, Самуил Аронович…
Дорогой московский адвокат ничего не ответил, тяжело дыша, он протиснулся мимо. Он жил под ними, можно сказать, сосед. Дом был полностью перепланирован, на площадках, где раньше было по четыре квартиры — осталось по две, а то и по одной.
Вздохнув, Николай пропустил дородную супругу адвоката, тащившую прозрачные коконы с упакованными внутри меховыми шубами, пошел дальше — к себе наверх.
Открыть не успел. Встретила мать.
— Господи. Живой…
— Кто там? — раздался бас отца.
— Коля пришел! Живой, господи!
— Николай! Сюда иди!
Николай пошел на зов отца. На пороге большой комнаты, которую они использовали как залу — остановился в изумлении.
Владимир Павлович Пашутин был человеком крепким — таких и не осталось почти, после семидесяти лет советской власти то. Больше всего — ему подходило определение «кулак».
Родом из крестьян, один из прадедов Николая был генерал-полковником, дед — просто полковником, но полковником государственной безопасности. Еще один дед — секретарь обкома партии в Сибири. Отец закончил институт нефти и газа, хорошо устроился при Газпроме — потому что для того, чтобы воровать — нужно, чтобы кто-то еще и работал, однако. Работал Владимир Павлович добросовестно, его что в тундру зашли, что в Германию — встал и поехал. В Германии он организовывал для Газпрома подземные хранилища газа, немцы предложили ему уехать из России и перевезти в Германию семью — но он наотрез отказался. Деньги размещал в основном в недвижимости, последней — был приобретен доходный дом на двадцать четыре квартиры в Берлине. Гордым был — не прогибаться совсем нельзя — но прогибался мало и неохотно. Воровать… воровал, конечно, все воровали — но воровал в меру.