Анатолий Рясов
Прелюдия. Homo innatus
Предуведомление
Нарисовав крик, я взял холст и вышел на витрину. Это оказалось единственным шансом донести образ до незнакомых прохожих. Покрытая пылью витрина была просторна и пуста, человек с холстом в руках должен был привлечь внимание. Но шел дождь, и по стеклу стекали разветвленные струи, сквозь которые нелегко было что-либо разглядеть. Кроме того, большинство людей вообще не смотрели в мою сторону, лишь изредка некоторые из них останавливались, чтобы взглянуть на свое отражение в стекле или поправить шляпу, и тогда они могли мельком заметить меня и холст, который я держал в руках. Как правило, на полотно обращали внимание единицы — не более одного человека в неделю. На несколько секунд задержав взгляд на картине, они равнодушно отводили глаза в другую сторону. А дождь, между тем, не прекращался, даже наоборот: казалось, с каждым днем водопад капель наслаивал все новые блеклые пласты на стекло. Серые кольца переливались друг в друга, заплетая самые причудливые узоры. Улица становилась почти не похожа на себя, изображение размывалось так, словно я смотрел на мир глазами засыпающего пьяницы. Не сомневаюсь, что снаружи видимость была ничуть не лучше. Скорее всего, заметен был в лучшем случае размытый силуэт, искаженное очертание, не более того, мало кто мог разглядеть, что именно я держу в руках, и уж точно практически никто не разобрал бы, что изображено на картине. Тем более, при такой спешке: фигуры прохожих буквально мелькали за мокрым стеклом. А как-то раз утром водяные разводы превратились в изморозь, в лед — на улице сильно похолодало. Стекло полностью потеряло свой смысл, теперь оно ничем не отличалось от стены, разве что самую малость: какие-то мелькания теней все же оставались различимы. Но могу поклясться, что с улицы невозможно было разглядеть ничего. Бело-голубой орнамент плотной завесой скрывал мой крик от прохожих. Картина оказалась недосягаемой для взглядов. Я провел на витрине около месяца в надежде на потепление, но холод лишь уплотнял ледяную корку на стекле. Только однажды произошло чудо, я даже не поверил своим глазам: в углу снежной занавески образовался просвет, за которым показалась детская ладошка. В протертое отверстие с интересом заглядывала маленькая девочка, теплыми руками она растапливала сантиметр за сантиметром. Я попытался улыбнуться ей, но у меня почему-то ничего не вышло. Губы лишь слегка подернулись нервной судорогой. Однако я был невероятно рад, тем более что больше месяца не видел ни одного живого существа. Девочка заметила холст и стала внимательно разглядывать изображение, она оказалась первым человеком, кто понял, зачем я стоял на витрине все это время. И в этот самый момент кто-то, вероятно, ее отец, схватил девочку за руку и повел на другую сторону улицы. Она несколько раз обернулась и скрылась из виду. Холст выпал из моих замерзших рук. Картина упала на пыльный пол. Я попытался поднять ее, но вдруг осознал, что не могу пошевелить даже пальцем руки. Я абсолютно разучился двигаться. За эти месяцы я успел превратиться в манекена.[1]
Глоссарий
Витрина — сценическое пространство, уготованное спектаклем для художника.
Война — социальное состояние, спровоцированное спектаклем.
Выплюнутость — ощущение, которое постоянно испытывает пассажир.
Декорации — мертвые предметы в пространстве витрины.
Другие (переосмысленный термин Ж. П. Сартра) — прохожие и манекены.
Игра (переосмысленный термин Ф. Шиллера) — противостояние сценарию, бунт против законовспектакля, способ достичь присутствия.
Капли — человеческие жизни.
Крик (переосмысленный термин А. Арто) — поиск игры.
Манекен — актер, запертый в рамках стеклянного пространства витрины.
Оболочка — смугло-серая масса, состоящая из пепла и леденеющего снега; защитный панцирь, позволяющий выживать в мире спектакля.
Пассажир (переосмысленный термин Ф. Кафки) — существо, пребывающее в состоянии прелюдии. Он не является ни манекеном, ни прохожим.
Плацента — искусственная форма, в которую заключен пассажир.
Подлинность — все, что находится по ту сторону спектакля.
Прелюдия — душевное состояние пассажира, пытающегося постичь присутствие.
Присутствие (переосмысленный термин М. Хайдеггера) — обретение подлинности, освобождение от власти сценария, оно возможно только через уничтожение спектакля.
Прохожий — безразличный зритель, коррелят манекена в системе координат, созданной спектаклем.
Скорлупа и тесто — материал для изготовления плаценты.
Слезы (переосмысленный термин С. Беккета) — спутницы пассажира. Внешние проявления прелюдии.
Спектакль (термин, заимствованный у Г. Дебора) — мир ложного, повседневного, мертвого. Спектакльвключает в себя и витрину, и улицу.
Сценарий — ход событий, предопределенный спектаклем.
Улица — зрительный зал, место обитания прохожих. Она находится по ту сторону витрины.
Художник (термин, заимствованный у Дж. Джойса) — основная ипостась пассажира.
Пролог
Гул ветра. Крики гиббонов. Фигуры в черных робах. Тусклое пламя свечи. Муэдзин нараспев читает фатиху.
Низкий голос: Когда он начнет, он начнет когда, когда начнет он, когда он начнет говорить, я знаю, я точно знаю, когда он начнет, ОНИ БРОСЯТ, когда он начнет, они все бросят, когда он начнет, и они станут, станут слушать.
Декламирующий голос: Когда он начнет ночь, он точчно наччнет ноччью, но ччью ноччью наччнет? Он наччнет ноччччччччч…
Дикий крик во второй октаве.
Голос из мегафона (дергающийся и напоминающий скороговорку): Когда он начнет бррллла, когда он начнет, когда он начнет говорить, я знаю, они бросят, когда он начнет, они станут слушать, когда он начнет, я точно знаю, я, когда он начнет, они чувствовать себя будут, в общем, когда он начнет, когда он ночь, когда он, он, он, но айгд мигначнерт миндосройчен доргес ноудувайдес невецруш зиа! ношурц ноа минносройч гагатес ыншнот майкнойтс синнуадеган НО! НО! а я, они, когда он начнет, они чувствовать себя будут, когда он начнет, они чувствовать себя будут, ноунувайдес невецрущ, они, они себя чувствовать будут, чувствовать будут себя… В ОБЩЕМ, ИМ ВСЕМ СТАНЕТ ПЛОХО.
I
скорлупа изнутри
Стук сердца.
Из оконного проема высовываются руки, держащие ткань голубого цвета. На фоне неба она развевается на ветру и затем падает прямо на объектив кинокамеры.
Мелькающие изображения домов, мостов, тоннелей, коридоров, проходных дворов, проводов, перилл, полумесяцев, зонтов, человеческих фигур, глаз.
Кадры с тканью повторяются, но уже в черно-белых тонах. Оперный вокал.
Детский голос:
Женский голос: А 343 — шестой, заводской гудок.
Заводской гудок. Голый ребенок на камнях, свернувшийся в позе эмбриона. Безногого человека везут в инвалидной коляске по узкому проходу.
Шепот (многократно повторяющийся):
Декламирующий голос (поверх шепота): По осклизлым стенам затхлого заброшенного колодца слизняками сползает вязкая желтая слюна. Слюна луны. Сердце кровавится в груди ослабленной души. Раскаты крови в небесах плоти. Сгустки любви.
Падаль.
Шепот прекращается. Работает станок.
Не спеши прощаться со мной.
Не спеши прощаться со мной.
Раз, раз, чмо, месячные,
Со слоненком подружиться!
чмо, залупа, раз… (слова монотонно произносятся в мегафон)
Со слоненком подружиться…
Свет в зале! Выключите свет! Голос в мониторы! Эй, звукорежиссер! Просыпайся! Трезвей!
Шепот возобновляется.
Взрывы. Руки вытаскивают нерасколотое яйцо из куска смятого теста, напоминающего человеческий мозг. Треск. Вспышки стробоскопа. Кого-то тошнит.
Метроном. Мелодичная музыка. Сквозь лист бумаги проступают контуры плаценты.
Декламирующий голос Адольфа Гитлера: Es koennte nicht anders sein, als wir uns verbunden! Und wenn die grossen kolonnen unserer bewegung heute siegen… Dann weiss ich ihr schliesst euch an den kolonnen an! Vor uns — nicht Deutschland, in uns marschiert Deutschland! Und hinter uns kommt Deutschland![2]
Одобрительные возгласы. Скандирующие вопли: «USA! USA! USA!» Крик «Motherfucker let’s go!»
2
Мы должны объединиться — иначе и быть не может. И если большие колонны нашего движения сегодня побеждают, то я знаю: вы вливаетесь в эти колонны. Перед нами — не Германия. В нас марширует Германия! И за нами идет Германия! (нем.)