— Конечно. Но и мое — тоже. — Она метнула на него подозрительный взгляд. Когда Адам никак не прореагировал на сказанное, Кейт продолжила:
— Я оказалась бы бессовестной лгуньей, если бы папа начал расспрашивать меня. Ведь его обязательно бы заинтересовало, почему вы так повели себя.
Дуглас прищурился.
— И часто вам приходится лгать?
— Нет, совсем редко, — ответила Мэри, отведя глаза в сторону.
— Все будет по-прежнему, если, конечно, вы ничего не скажете о… — Голос Адама звучал все еще мягко, но на лице появилось выражение какой-то непреклонности. В его глазах засиял отблеск стали, но тон остался прежним. — В принципе, я не выношу лжецов. Когда мне становится известно о том, что слуга соврал, я подвергаю его суровому наказанию.
— Стало быть, теперь я должна отнести себя к числу вашей прислуги, не так ли? — ехидно спросила Кейт, задетая за живое. — Ну, ничего большего я и не ждала от вас, сэр. Ладно, скоро вы поймете, что я не такая уж смиренная, как вам того хотелось бы. Хотя вы во многом преуспели и можете держать под пятой моего отца, обещаю вам — я не такое уж безобидное приобретение. Прежде чем мне удастся рассчитаться с вами, вы не раз проклянете тот день, когда задумали эту женитьбу.
— Вот это вероломство! Господи, какая мегера! — К ее удивлению, Дуглас громко расхохотался. — Судя по вашим словам, можно решить, будто я начал это дело со сватовством, потому что ваша дерзость и смелость околдовали меня. Но теперь-то наша будущая совместная жизнь представляется мне постоянным дружеским общением. Боже, как мне хочется приручить и укротить вас, милочка! Меня ждет действительно прекрасное занятие, предназначенное для настоящих мужчин.
— Сэр! Вы осмеливаетесь смеяться надо мной? Боже мой, да вы!.. Вы!..
— Ни в коем случае! Просто я честно предупреждаю вас о перспективах нашей семейной жизни, — произнес Адам с подчеркнутой нежностью, — а выражение «Боже мой» мне просто неприятно. Хотелось бы слышать его пореже.
— Боже мой! — с вызовом воскликнула Кейт. — Да это же мое любимое присловье!
— Гм… Тем не менее, вам придется отказаться от удовольствия употреблять его. — Голос Адама продолжал звучать довольно мягко, но глаза потемнели. — Милочка, советую не упорствовать. Я очень терпимо отношусь к любым манерам поведения — особенно, если это касается людей, исповедующих учение Кальвина, — поэтому вы можете свободно верховодить в узком кругу единомышленников. Но, да будет вам известно с самого начала, есть три вещи, которые ненавистны для меня. Одной из них является брань, второй — ложь, а третьей — желание иметь и высказывать собственное мнение, а тем более делать его достоянием толпы. Если я чисто случайно причиню вам неприятность, которая сильно огорчит вас, — в чем сильно сомневаюсь, — то постараюсь найти в себе силы и мужество поступиться своими принципами. Прошу лишь об одном, не доводите меня до белого каления. Надеюсь, вы улавливаете смысл сказанного мной?
— Да, — дерзко бросила Мэри и сверкнула глазами, раздувая тем самым скандал еще больше. Она почувствовала, что терпит поражение в этой словесной баталии, так как никак не могла разозлить Дугласа.
Внутренний голос посоветовал ей немного успокоиться, но Кейт уже не смогла остановить себя. Когда она заговорила вновь, в речи прорезались резкие и неприятные нотки.
— Сэр Адам, я очень хорошо понимаю вас, но не могу дать никаких обещаний и не стану заверять, что выполню ваши требования. Если у меня появляется какая-то мысль, она тут же вырывается на волю. Но меня больше всего тревожит ваше пристрастие к этим жалким кальвинистам. Здесь, в горах, мы придерживаемся наших собственных законов и заветов — ведь они существуют на протяжении веков… — Мэри замолкла, переводя дыхание. Дуглас плотно сжал губы и ничего не сказал. Его безмолвие словно подстегнуло Кейт. Она бросила на него негодующий взгляд и сердито продолжила:
— Минуту назад вы доставили мне массу неприятностей и ни слова не произнесли в свою защиту. Так вот, я обещаю вам именем Христа, его распятием на кресте, ранами, нанесенными ему, — вообще всем тем, что нравится мне и не нравится вам, — я никогда не стану вашей рабой. Поскольку не в моих силах пренебрегать приказами отца, у меня нет другого выбора, как выйти за вас замуж. Но я готова пройти через этот кромешный ад и быть проклятой, прежде чем позволю вам превратиться в моего личного тирана. Причем это не зависит от того, проявляется ли ваш гнет сейчас или мне предстоит испытать его в будущем, то есть в течение всей последующей совместной с вами жизни.