— Только перед твоими воротами.
— Господи. — Он притягивает меня обратно к своей груди. — Элли.
Мне кажется, что в этой позе, мы замерли надолго, но на самом деле нет.
— Ты до сих пор не сделал заявления.
— Мы кружим вокруг и около. Я вообще не хочу ничего говорить.
— Тогда не надо. — Я целую его в шею, подбородок, оставляю легкие поцелую на его лице, потом наклоняю его голову вниз, поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь своим лбом к его лбу.
— Уже все в прошлом и со временем все забудется.
— Это было очень давно. Ты должна знать.
Я киваю.
— Тебе не нужно…
— Я знаю. — Раздается стук в дверь, и Гэвин ругается себе под нос. — Еще две минуты!
— Хочешь, я уйду?
Он еще сильнее прижимает меня.
— Ни за что. Послушай. Я клянусь тебе, я забыл об этом видео. Всего их было несколько, и самым непристойным было это... когда я встречался с девушкой. Обычно она сразу же удаляла их потом.
Паника и боль скручивает мне кишки и оседает на сердца.
— Я не хочу ничего знать.
Раздается еще один стук в дверь, и на этот раз он бормочет громче: «Черт побери!», вздыхает и разрешает войти.
В дверях появляется небольшая группа кабинета ПМ, возглавляемая Стью и Кэролайн. Нужно сказать к их чести, они смотрят прямо мне в глаза и улыбаются.
— Другой вариант — переориентировать новости, — говорит Стью. — Нарыть еще более скандальный материал на других.
— Я не опущусь до такого уровня.
— Не споткнись о свои принципы, — бубнит Стью, Кэролайн встает между ними.
— Мы не можем молча двигаться дальше, делая вид, что ничего не произошло, и мы ничего не видели, — говорит она.
«А что именно произошло?» но я молчу, потому что я нахожусь здесь не как сотрудник его аппарата. Я заинтересованное лицо, девушка, которая проявляет интерес к своему любимому. Я женщина, которая должна находиться рядом с ним, когда он будет проводить пресс-конференцию, показав всем, что я по-прежнему его люблю.
Конечно, я все еще его люблю. И я люблю его из-за его принципов, которые остаются его принципами не зависимо ни от чего.
— Верно, — говорит Стью.
— А что собственно произошло? — спрашиваю я. По-видимому, я не могу удержать свой язык за зубами. Я удивлена, что так уверенно произношу слова, хотя, на самом деле, такой уверенности не ощущаю, но мой голос звучит уверено и твердо, поэтому я продолжаю. — Может, Гевину не следует делать обращение. Не за что извиняться. Это вопиющее нарушение неприкосновенности частной жизни двух людей, которое совершенно не влияет на его способность руководить правительством, и это не новость.
— В теории звучит великолепно, — произносит Стью, в своей характерной особенности способности меня всегда осаживать, вернее мою способность все схватывать на лету и находить решения, так и сейчас, мою еле затеплившуюся надежду, что это может сработать, он решил задушить на корню. — Но это сенсация, поэтому... ему необходимо обратиться к нации.
— И что ему следует сказать? Что да, я занимаюсь сексом? И я взрослый человек. Я думаю, все в этой комнате занимаются сексом, и это не сенсация для канала телевидения.
Стью пожимает плечами.
— Да, но никто в этой комнате не принимает решений, которые принимает он.
Гэвин отпускает меня и с яростью толкает свой стол к стене. Громкий треск раздается в тишине комнаты, он сломал свой стул, впечатав его в стену. Теперь у него сломанный стул. И он по-прежнему в ярости, но это не новость.
— Вот и все. Мы закончили этот разговор.
— Не совсем. — Я поворачиваюсь и встаю перед ним, как бы загораживая всех остальных. Сейчас только мы вдвоем, и это полный отстой, что мы начинаем свой разговор перед его персоналом, но все находящиеся здесь любят и ценят своего ПМ. Сейчас перед ним стоят три специалиста в области коммуникаций и связи с общественностью, поэтому личного пространства просто не может быть.
— Ничего плохого нет в том, что ты обычный человек, Гевин, и все человеческое тебе не чуждо. Но прятаться в данной ситуации — это не выход.
— Я не прячусь. Я ждал тебя.
— Теперь я здесь.
— Нам нужно поговорить.
— Мы поговорим. Но давай разберемся с ситуацией, чтобы специалисты смогли подготавливать средства массовой информации для нашего ответа.
— Нашего ответа? — Удивление и облегчение распространяется по всему его лицу, оно просто ударяет меня в грудь.
Я сжимаю его руку, как только он берет в свою.
— Да.
— Прости меня за это дерьмо.
— Ты должен обратиться к своей стране.