Валериан Федорович руководил сетью театров и студий Пролеткульта по всей стране, писал пьесы, которые ставились в Первом рабочем театре, а затем в театре-студии Вахтангова, руководил писателями-пролеткультовцами, читал лекции, выступал на диспутах, враждовал с напостовцами, с перевальцами, с крестьянствующими, с попутчиками, с эстетами и очень близко принимал к сердцу дела пашей передвижной театральной мастерской. Спектаклем «Деритесь, как черти!» он хотел дать понять английскому пролетариату, что мы глубоко сочувствуем его борьбе с буржуазией, с социал-предателями и в любой момент готовы прийти на помощь.
Плетнев был мечтатель-романтик, живший в мире выдуманных им схем, увлекающийся, догматик, лишенный глубокой внутренней культуры [1], но одаренный талантом человек. Высокий, светловолосый, похожий на северянина-лесоруба, с большой головой и большими руками, он дни и ночи проводил тогда вместе с нами в морозовском особняке на Воздвиженке.
Спектакль «Деритесь, как черти!» мы часто репетировали ночами: днем студийцы работали у себя на заводах, вечером играли «Обезьяний суд».
Я получил роль племянника лорда Чемберлена, молодого балбеса, который вместе с другими волонтерами-аристократами пытается заменить на шахте бастующих горняков. Володя Лавровский и Гриша Мерлинский изображали двух клоунов-полицейских и сами себе написали клоунский текст. Все остальные были бастующими рабочими и хором выкрикивали различные лозунги и пели английские песни.
Утром, перетащив вместе с Аликом Батищевым трансформирующийся шкаф, ящики с костюмами и реквизитом из одного клуба в другой, мы подделывали расписки грузчиков, якобы нанятых нами. Полагалось брать в помощь еще двух грузчиков. Но мы все таскали вдвоем, а деньги делили. В перерыве между переездом и спектаклем я спешил к отцу, жившему невдалеке от Самотеки. А деньги мне тогда были очень нужны.
Отец мой заболел. Он задыхался, с трудом ходил по лестнице, иногда терял сознание… Практиковавший на Долгоруковской улице частный доктор Спиридонов осмотрел папу, внимательно выслушал, простукал…
– Жить вам осталось недолго, маэстро, – сказал доктор, – если не будете выполнять моих указаний. Лежать, месяц лежать в постели. Пить эти капли. Не волноваться. Ничего не делать. Не читать. Затем – через месяц или два – поедете в санаторий.
А потом, оставшись со мной вдвоем, спросил:
– Кто за ним смотрит? У него есть жена?
– Конечно, – сказал я. – Это моя мать. По она живет пока в Харькове.
. – Ее нужно вызвать сюда. Катастрофа может произойти в любую минуту. Сердце его…
Отец написал маме. Он чувствовал себя перед ней виноватым. Но мама ждала его письма. Она ежедневно писала мне на Пролеткульт и просила дать ей знать, хочет ли ее приезда отец. А он хотел. Он мечтал о ее приезде. Он был на двадцать лет старше ее, прожил с ней двадцать четыре, привык к ней, любил ее…
Решению отца вызвать маму я был очень рад. Кончится наконец наша жизнь на три адреса, мы опять соединимся, отец поправится, мать ликвидирует нашу квартиру в Харькове и приедет сюда. Может быть, поступит в какой-нибудь театр или на курсы и будет преподавать пение. Я буду наконец сыт каждый день и не буду бегать днем к отцу, а ночевать в другое место. Правда, денег у нас не было совершенно. Папа покинул музыкальную студию Немировича-Данченко и служил за полставки на курсах военных капельмейстеров. А теперь из-за болезни ничего не получал. Единственным источником нашего существования был трансформирующийся шкаф.
Ухаживала за отцом квартирная хозяйка, пожилая женщина, сдававшая комнаты, отягощенная большой семьей, категорически возражавшая против того, чтоб я жил вместе с отцом. Да, в общем, двоим здесь было жить трудно, комната махонькая, не более восьми метров. Так что мотался я из Пролеткульта в Марьину Рощу, затем по клубам, затем снова в Пролеткульт. Да вдоба вок я еще связался с театром «Метла», помещавшимся в клубе Коммунистического университета трудящихся Востока, на Страстной площади. Там, под руководством молодого преподавателя турецкого языка Назыма Хик-мета и режиссера-мейерхольдовца Экка, мы решили открыть новый, невиданный доселе театр – соединение эстрады, кино и живой газеты. Творческая деятельность в Пролеткульте меня совсем не радовала.
– С «Метлой» у тебя брак по любви, а с Пролеткультом по расчету, – говорил отец, которому я подробнейшим образом рассказывал обо всех моих делах, о новых моих товарищах. При этом я довольно сильно выдавал желаемое за действительное. Я и сам хорошо не понимал, почему мне так не нравится моя сценическая деятельность. Да и вообще плохо разбирался в смысле сегодняшнего Пролеткульта.
1
«Учиться надо автору не «пролетарской» науке, а просто учиться», – писал о Плетневе Ленин (Сочинения, изд. 4, т. 35, стр. 475).