— Нет, это даже интересно.
— А пищать не будешь, котеночек?
— Ты все-таки плохо меня знаешь. Я гораздо сильнее, чем ты думаешь.
Глава четвертая
1
Ежегодно труппа театра пополнялась четырьмя-пятью новичками, и появление Виктора Владимирцева не вызвало заметной реакции столичных актеров. Пока в нем не видели конкурента, и большинство относилось к нему с тем покровительственным вниманием, с каким относятся к любому новичку. Шел он на вторых ролях, чаще по замене, первое время в чем-то копируя основных исполнителей, внимательно выслушивал их снисходительные советы и замечания, партнеры его не очень старались тянуть на себя, давая ему возможность играть в привычной для них манере. Помня совет Заворонского поначалу «не высовываться», он терпеливо приглядывался ко всем и вся. Но иногда непроизвольно выходил и за рамки этой программы, что неизбежно расценивалось и пресекалось как недопустимое самовольство, а порой вызывало и откровенные намеки на его «провинциальность».
Впрочем, в этих намеках была и доля правды. Виктор и сам чувствовал, насколько высок здесь, в столице, по сравнению с Верхнеозерском профессиональный уровень, и объяснял это не только школой и более высокой актерской квалификацией, а и тем, что спектакли здесь обкатывались годами, между тем как в Верхнеозерске держались в репертуаре в лучшем случае один-два сезона. Привыкший работать с перегрузкой, он сначала даже позавидовал столь легкой жизни столичных актеров.
Но вскоре это заблуждение развеялось, Владимирцев понял, что тут требуют не просто большей отточенности фразы, жеста, интонации, а и более глубокого постижения образа, не терпят даже малейшей приблизительности в его трактовке. Это требует размышления, вынашивания, а оно происходит меньше всего на сцене, оно пребывает в тебе всегда и всюду: на улице, в трамвае, в часы одиночных ночных бдений, когда появляется единственная возможность максимально сосредоточиться.
Даже репетиции здесь проводились иначе, чем в Верхнеозерске. Там сначала артисты несколько дней читали пьесу за столом. После этого начиналась разводка, когда актеры с тетрадками в руках передвигались по сцене.
Здесь все было иначе. Уже на первой читке режиссер требует от актера объяснить, что он делает в данной сцене, найти не только идею в каждом эпизоде и логику поведения героя, но и выстроить последовательную цепочку физических действий. К четвертой или пятой репетиции подаются реквизит, бутафория, все нужные в данной сцене предметы. Режиссер настойчиво требует все более углубленного понимания драматургического материала.
Но иногда более тяжелым в работе актера бывает не сам драматургический материал, а поиск взаимодействия с партнером, особенно знаменитым. А здесь их было немало, и порой становилось невероятно трудно выдержать их натиск. Они и зрителя-то приводили в трепет, но зритель сидит в зале, а ты тут, рядом с ними, по-настоящему большими актерами. Если сумеешь преодолеть робость, почти несокрушимую магию влияния их имени, то с ними играть вроде бы и легче. Но настолько же и труднее, ибо все время ощущаешь особую ответственность не только перед зрителем, а и перед ними.
Заворонский понимал, что игра на замене, на срочных вводах для Владимирцева отнюдь не благо. Степан Александрович на последнем курсе школы-студии и еще года два, будучи уже в труппе столичного театра, работал на замене и знал, что это такое.
Допустим, заболел кто-то из актеров. Возникает дилемма: или отменять спектакль, или срочно вводить нового исполнителя. Но отменить спектакль — значит, во-первых, нанести театру большой финансовый урон, а во-вторых, вызвать справедливое негодование зрителей. А они уже потратили несколько часов на прическу, на дорогу, отменили ранее назначенные встречи, отложили срочные дела, чтобы посмотреть именно этот спектакль.
Вот тут и начинается паника. При всем том, что театр умеет эту панику хорошо изображать, он бывает перед паническими обстоятельствами настолько же и бессилен. Ибо опытных актеров, свободных от спектакля, редко удается отыскать: у них всего один выходной, и они почему-то предпочитают использовать его по своему усмотрению. Пенсионеров застанешь в городе только зимой, летом они уезжают на природу возмещать многолетнее с нею разобщение. Остаются молодые актеры или студийцы, и то если у театра есть собственная студия. Даже при наличии таковой срочно просматриваются списки студийцев и перед двумя или тремя фамилиями проставляются спасительные галочки. Затем следуют звонки. Нет одного, второй неизвестно где и когда будет, вся надежда на третьего. Но и его нет! Тогда снова читают списки, ставят еще две галочки (не бог весть что, но с надеждой). И опять одного нет. И только самый последний из не бог весть что отвечает.