— Слава те… Хоть это осознала, — удовлетворенно всхмыкнул дед и, обернувшись к остальным, спросил: — Дак чо делать-то будем с подобным поступком?
Все подавленно молчали. Наконец комендантша Дуся нерешительно предложила:
— Может, на первый раз простим, Кузьма Федотыч?
— Это уж как сами решите! — недовольно сказал дед и не по возрасту четким шагом вышел из кухни.
Вслед за ним, зарыдав, выскочила и Настя.
Несколько дней она не показывалась на людях, и Виктор нечаянно услышал, как дед Кузьма полушепотом наказывал Дусе:
— Ты сходи-ка к ей. Как бы она над собой чего не исделала. И супу отнеси, а то третий день на сухомятке… А вообче-то, похлопочи. У ие вон старшой-то парнишка не одну ваниль кушать хочет. Давеча вон девчушку за титьки лапал. — Вот тут Кузьма не сдержался и, хихикнув, шепотом сообщил: — Было бы за што! А то ведь одни пупырышки. Вот у тебя — да, прямо-таки пушечны ядра! — И он, не дожидаясь, пока Дуська влепит ему не первую уже оплеуху, поспешно ретировался, бросив, однако, на бегу: — Ты имя, энтими ядрами-то, лучше в Петьку стрельни!
4
Время шло, а роли Виктору пока не давали. Сначала он относился к этому спокойно, считал, что так и должно быть. Утешало и то, что театр готовил всего две новые постановки и не один Виктор Владимирцев не получал роли. В труппе было около четырехсот человек, и всех их в двух спектаклях никак нельзя занять.
То ли дело Верхнеозерский театр! Там в зависимости от категории актер даже обязан был играть от шестнадцати до двадцати трех спектаклей в месяц. А Виктор последнее время там, особенно в дни школьных каникул, когда шли и утренние представления, и чаще приходилось работать на выезде, участвовал и в тридцати представлениях. Такая переработка для дирекции была нежелательной, но дирекция помалкивала, ибо оплата тому или иному актеру за переработку была мизерной по сравнению с общим финансовым планом, к тому же вполне компенсировалась за счет недозанятости других артистов.
Привыкший работать с напряжением, Виктор сейчас считал себя бездельником, тунеядцем, его мучили не только угрызения совести, он ощущал какую-то почти безнадежную опустошенность в душе, а порой и отчаяние. Где-то подспудно он понимал, что его в Верхнеозерске просто зацеловали, что вот именно сейчас наступает испытание успехом, но сопротивлялся этому испытанию то ли из чувства самосохранения, то ли начинало извергаться уязвленное самолюбие.
Наконец объявили, что театр будет готовить еще один спектакль, и к началу заседания художественного совета собралась почти вся труппа, хотя все знали, что в этот день они все равно ни у кого из членов худсовета ничего не выведают, пока на стенде, мудро расположенном возле бухгалтерии, не появится приказ о распределении ролей.
Назавтра все пришли на репетицию раньше обычного, и возле бухгалтерии было так же многолюдно, как в дни авансов и получки.
И Виктор Владимирцев проснулся в это утро раньше обычного, но, сдерживая себя, не спешил в театр: поговорил с комендантшей Дусей о размахе жилищного строительства, два кона следил за игрой малиновых подштанников и терпеливо выслушал рассуждения деда Кузьмы о влиянии космических полетов на климат планеты.
В театре он появился к одиннадцати — к началу репетиций. Но репетиции еще не начинались, все толпились возле стенда с приказами, и Виктору даже не пришлось добираться до него: молодой актер Олег Пальчиков сообщил еще на лестнице:
— Витек, не спеши. Худсовет решил зарезервировать нас с тобой для более выдающихся ролей. У тебя не найдется что-нибудь покурить?
Виктор знал, что Олег не курит, но протянул ему пачку «Примы». Тот долго не мог извлечь из нее сигарету»
— Переходи на «Дымок», он крепче, — посоветовал Олег, неумело прикуривая. Закашлявшись и вытерев тыльной стороной кисти выступившие слезы, пояснил: — Выдающихся-то нам еще неизвестно сколько ждать. Так что экономь и оставшиеся деньги храни в сберкассе. Это удобно и выгодно!
Вот тогда Виктор впервые пожалел, что ушел из Верхнеозерского театра.
Как назло, в тот день Марина после ночной смены оказалась дома, и Виктору не удалось скрыть свое настроение, близкое к смятению, а может быть, даже к отчаянию. Едва взглянув на него, Марина не стала спрашивать, дали ему роль или не дали, а сразу начала утешать:
— Да разве один ты в Москве без ролей? Ты только посчитай, сколько даже именитых актеров годами не выходят на сцену.
— Но ведь это же плохо!