И Владимирцев попытался представить всю его судьбу, домыслить его биографию, объяснить то его состояние, которое автор дал как уже свершившийся факт.
«Он же весь в прошлом, вот в чем суть! — думал Виктор. — Он не воспринимает настоящего, все, что происходит вокруг, далеко от него, он не хочет участвовать в нем, ему хочется вернуться к привычному образу жизни…»
И тут для Владимирцева стало важным в тексте роли мимолетное упоминание Печенегова о кадетском корпусе. Сначала он не обратил на эту реплику никакого внимания, а сейчас, вспомнив ее, именно в ней стал искать ключ ко всей трактовке роли генерала. В том, что генерал сочиняет нелепые розыгрыши в виде протянутой веревки, обливания спящих холодной водой, Владимирцев увидел отрезок жизни, биографии Печенегова: наверное, в таких мальчишеских выходках и забавах прошли его молодые годы. А значит, и в последующие годы службы он не совершил ничего такого, что запомнилось бы ему лучше, чем забавы молодости.
«А из этого следует, что генерал он не боевой, а паркетный, ну, скажем, штабной. Стало быть, во внешнем рисунке роли я должен подчеркнуть отсутствие строевой выправки. Как это подчеркнуть? Допустим, через мешковатость фигуры, несвойственное военным размахивание руками… Надо предупредить Антонину Владимировну и Олега, что я кое-что изменю, дабы это не было для них неожиданным…»
Но утром, когда Виктор пришел в театр, выяснилось, что Грибанова и Пальчиков внезапно уехали в Останкино что-то срочно перезаписывать для телевидения. Однако они не забыли о нем, предупредили руководство. Но утром был еще спектакль на выезде, во Дворце пионеров, и Заворонский, успокоенный предыдущей репетицией и не подозревавший о несколько иной трактовке образа генерала, выношенной Владимирцевым накануне, перепоручил дело помрежу:
— Займитесь с Владимирцевым, текст он знает, вы его просто поводите.
И вот теперь обе роли за Антонину Владимировну и Олега Пальчикова исполняла помощник режиссера Эмилия Давыдовна — человек несокрушимой энергии и преданности театру. В театре она работала около сорока лет, знала наизусть не только почти все роли, а и родословную актеров вплоть до седьмого колена, и заведующий художественно-постановочной частью молодой очкарик Юра растерянно топтался перед ней как нечто инородное театру.
Вообще-то завпост — фигура в театре значительная. Он руководит изготовлением декораций, костюмов, бутафории, подборкой реквизита (вот тут даже неумолимая бухгалтерия от него зависит), свето- и звукооформлением. Еще он отвечает за то, чтобы сцена была готова к началу представления, вращалась именно тогда, когда ей положено вращаться, а занавес открывался именно в тот момент, когда ему положено, и раздвигался именно на ту ширину, на которую тоже положено.
По залу и сцене гулял ветер, подбирая пыль и бумажные обертки конфет, оставшиеся после вчерашнего представления. Дуло из «кармана», через который сейчас рабочие сцены (для престижа их называли монтировщиками) вносили декорации для утреннего спектакля. Собирали второй акт, уже развешаны были кулисы, задники и прочая мягкая одежда, сейчас расставлялись жесткие конструкции и мебель.
Бригада осветителей ставила свет. Из регулятора высунулась взлохмаченная голова заведующего светоцехом Миши Задорнова, с которым у Виктора как-то сразу сложились приятельские отношения.
— Привет, Витек!
— Привет, светило.
— Растешь над собой?
— В каком смысле?
— Ну как же, до генерала дослужился.
— А, это.
— Извините, ваше превосходительство, что-то там Валентина портачит. — Голова Миши нырнула в регулятор, и оттуда, усиленный динамиками, прогремел железный голос: — Эй, Валентина, что у тебя там в добавочном ярусе?
— А что? — спросила сверху девушка в комбинезоне и красной косыночке.
— Рамочка какая?
— Сороковая, — не очень уверенно ответила девушка.
— А не сорок третья? Ты разуй-ка свои крашеные глазки да погляди как следует.
— Сейчас посмотрю. И верно, сорок третья. Извини.
— То-то же, — удовлетворенно сказал Миша и, высунувшись из регулятора, сообщил Виктору: — Вот так и работаем. — И тут же заорал: — Контр-ажур! Ярусы основной и добавочной левой ложи!
Вспыхнули прожектора левой ложи, а Миша уже командовал в правый бельэтаж:
— Вася, давай «листву».
— Даю, — ответил Вася и напомнил: — Миш, а буфет уже распечатывают.